— Я исчезну, — Кай смиренно стоял. Он взял ее кулак в свою ладонь, женская рука обмякла. — Ты можешь меня ненавидеть, впервые я заслужил эту ненависть своими поступками и принимаю ее. Знаю, не простишь, но ты можешь попытаться. Твоя любовь занимает в моих воспоминаниях особое место, без нее я ничто. Рейчел. Ты самое лучшее, что случалось со мной…
— Не надо! — замотала она головой. — Ты хочешь проститься и исчезнуть, — она крепко впилась в него объятьями. Футболка впитывала соленые слезы в черной подводке. Парень болезненно обвил женскую фигуру руками.
Рейчел внутренне металась, чувства смешивались в одном большом котле, который бурлил от переизбытка нежности и ненависти. Девушка немного отшатнулась, поглядела на его лицо, поднялась на носочках и прикоснулась своими покусанными от стресса губами к его расслабленному рту. Кай не ответил взаимностью.
— Ты полюбил другую? — прошептала она в губы.
— Нет, я просто больше не влюблен в тебя.
Кай ощущал себя хуже некуда. Он предатель, обманщик, и эта девушка не заслуживает такого отношения! Это его промах, и в чем бы его когда-либо ни обвиняли, так паршиво себя он не находил.
— Я должен идти, будет не так болезненно, если мы больше не станем видеться, — Кай освободился от чарующих пут и неспешно спиной вперед последовал прочь.
Ее печальное лицо впивалось острыми иголками под его кожу. Ему хотелось остановиться, успокоить ее и в очередной раз произнести «я люблю тебя», но это лишь растерзало бы их обоих в клочья. Эти слова были бы произнесены не от искренности чувств, а от сожаления и желания успокоить душу. Только смысла в таковом более не было. Рейчел пострадает сильней, решив, что темные, потайные кусочки души Кая еще хранят пылкую любовь, жаждущую обнажиться.
Пускай будет больно и печаль разольется по венам со жгучей болью, зато позже придет освобождение, которое им обоим было так необходимо.
Когда я открыла глаза, возле меня уже находилась Марла, она вновь принесла свои волшебные склянки и чистые бинты. Женщина помогла мне подняться, надеть ситцевое платье, поверх — серую теплую кофту, что свисала ниже бедер, а рукава и того ниже. На ноги я нацепила тяжелые коричневые ботинки на размер больше; не особо удобно, но если затянуть шнурки, то неплохо.
— Я принесла тебе похлебку, — Марла, говоря со мной, словно обращалась в пустоту, она не контактировала взглядом, будто воротила нос. И все же она продолжала лечить меня, кормить и помогать. — После еды стоит пройтись, — подавая миску, приказала она.
— Но я не могу! — ощущая слабость в конечностях, выкрикнула я. Эта лекарша уже совсем позабыла о том, что несколько минут назад сама же помогала мне с банальным одеванием?!
— Будешь сидеть и стонать — никогда не сможешь! — я взглянула на нее, исподлобья засовывая ложку супа в рот. — Маэль! — закричала она, как базарная баба. В ответ была лишь тишина, и она снова выкрикнула имя младшего сына.
— Что? — вяло ответил он из-за закрытой двери своей комнаты.
— Тащи свой зад сюда, — Марла не была похожа на ту маму, которая будет долго церемониться и сюсюкать.
— Я вас слушаю, — Маэль вылез из «норки» весь растрепанный и с отпечатком от подушки на щеке.
— Помоги ей, нужно выгулять это, — мотнула она головой в мою сторону, видимо, даже не заметив, что назвала меня «это».
— Почему я? — скрестил руки на груди парень.
— Мне некогда, ее нянька на свиданке, а другие не нанимались. Поэтому ты!
Маэль поморщился, но спорить не стал. Закатив глаза, он подошел ко мне, немного пригнулся, я перекинула руку через его шею, вцепилась в плечо, и он выпрямился. Его ладонь коснулась моей талии и придвинула ближе к себе; парень осторожничал, видимо, осознавал насколько мне больно. Аккуратно мы спустились с пары несчастных ступенек, которые сегодня мне казались хуже настоящих лестничных пролетов в любое другое время.
Мы медленно побрели по лесной тропе. Я — косая и кривая, пытающаяся не выть от боли, и он — сонный и растрепанный, как персонаж из аниме, сдерживающийся, чтобы не материться.
— Ваша мать довольно суровая женщина, — сбивчиво произнесла я, пытаясь сохранить самообладание.
— Ей приходится быть такой, она ответственна за целое поселение. Мужчины редко слушают слабых мужчин, а уж слабых женщин и подавно. Поэтому она такая, какая есть.
— Что за поселение?
— Ты действительно ничего не знаешь? — мне казалось, это был вопрос, но он уже больше звучал как его убеждение. — «Белая кобра», — произнес юноша, и я машинально посмотрела на его шею, но там ничего не было.
— Давай немного постоим, — умоляла я, и он послушался. Голова шла кругом, ноги подкашивались, но отчего-то страх быть отруганной Марлой был выше, чем рухнуть без сознания посреди холодного леса. — Что значит «Белая кобра»? А медальоны?
— Эти? — Маэль выставил кисть левой руки вперед, на мизинце красовался широкий перстень с уже знакомым изображением. — Я все время их терял, поэтому переплавил его в кольцо. Это наш отличительный знак, который показывает к кому мы принадлежим.
— Зачем? Есть с кем путать?