— Я такой человек, Тиффани. Жестокий, хладнокровный, алчный, не умеющий прощать. Меня этому научила жизнь, которую пришлось прожить. Преимущественно все люди для меня — куклы. Марионетки, которых можно поставить так, как удобно мне. Не все вокруг белые и пушистые, ты должна понимать это. Не всегда то добро, что является им в твоём понимании, может быть добром в моем. И наоборот. Ты взрослый человек. И на мир нужно смотреть другим взглядом, если ты хочешь в нем выжить. Я всегда защищаю свои интересы. Если надо — иду по головам. И мне плевать на сопутствующие потери. А на протяжении большей части жизни ты — мой главный интерес, — он отстраняется от меня и встаёт. Подходит к окну, вглядываясь в рассветное солнце, а я сверлю напряжённым, непримиримым взглядом его широкую спину. — А Киллиан ведь такой же, Тиффани. Он очень похож на меня. Со смешанными понятиями, с импульсивными решениями, со страстью к делу. Я был таким же, когда встретил твою мать. А он тебя. Любовь — непозволительная роскошь в нашем мире. И ты оказываешься под прицелом. Становишься уязвимым. И тебя обязательно накажут за то, что ты позволил себе это пресловутое чувство.
— И что же? Ему нельзя любить меня?
Ривера снова замолкает. За всю свою продолжительную речь он всего несколько раз позволил себе настоящие эмоции. Они вспыхивали в его глазах, придавая безупречному лицу живое выражение. И в этот раз в нем что-то зажглось и практически сразу потухло.
— Почему же… Можно. Как и тебе его. Но если вы останетесь вместе, то обязательно пострадаете. Именно от этого я пытаюсь уберечь тебя, дочь."
Тот разговор перевернул в моем сознании все. Я захлебывалась в отрицании, непринятии и отторжении. Принципы новоиспеченного отца раздирали меня на части от отвращения. Но в то же время я подсознательно понимала, что вру себе же. Киллиан ничем не отличается от Габриэля. Он такой же. И я все равно люблю его. И не могу винить. Это мой выбор.
Когда врач оказалась в моей комнате, Ривера и не подумал выходить. Присутствовал все время осмотра, слушал все вопросы и ответы, в частности и по поводу руки, но как-то заметно побледнел, когда женщина уточнила дату последних месячных.
— Эм… У меня нестабильный цикл, — чувствую смущение, что обсуждаю столь пикантную тему в присутствии мужчины, но он даже сейчас не планирует уйти.
— Половая жизнь?
— Регулярно… — тут мои щеки вообще вспыхнули огнем.
— Тест не делали?
Смотрю на нее ошалело. Я об этом даже не подумала. Качаю головой в разные стороны.
— Погодите, — доктор запускает руки в свой рабочий чемодан, из которого вытаскивает тонкую длинную коробочку и протягивает мне. — Давайте сразу либо подтвердим, либо исключим беременность, чтобы понимать, какое лечение назначать дальше. Кровь я в любом случае возьму.
В несознанке забираю тест. Чувствую во рту очередной приступ рвоты. Сердце заходится в оголтелом грохоте. Мне кажется, что его слышат все присутствующие. Машинально перевожу взгляд на Габриэля и пугаюсь. В первый раз за все наше пребывание вместе я действительно боюсь того, что он может сделать, если беременность подтвердится.
На ватных ногах встаю с кровати, а мужчина придерживает меня за поясницу, чтобы я не потеряла равновесие. С трудом передвигаю ноги. Кажется, будто дорога до ванной комнаты тянется несколько километров. Физически устаю, пока дохожу до двери, пока распахиваю и с грохотом захлопываю.
Распаковываю маленькую белую полоску и смотрю. Не понимаю, что вообще надо сделать. На инструкции нахожу индикатор, который показывает результат. Выдыхаю. Задерживаю дыхание. И так несколько раз, пока, всё-таки, не собираюсь с духом.
Ожидание подобно смерти. Нет ничего хуже, чем ждать. Вот и я постоянно бросаю взгляд на кусок бумажки, лежащий на раковине. Даже не знаю, что надеюсь увидеть. И когда вторая бледная полоска проявляется на индикаторе, я начинаю рыдать. Не просто плакать, а реветь от осознания, что в происходящем дурдоме в довесок ко всему у меня под сердцем поселился ребенок. Долгожданный, желанный малыш, который выбрал такой сложный период жизни, чтобы заявить о себе.
Киллиан
В неизвестно какой раз просматриваю фотографии, которые скинул мне Тернер. Здесь и документы, и архивные больничные записи, и фото самого Риверы. Если Петтифера я узнаю сразу, то Габриэль абсолютно мне не знаком. Единственное, что подмечаю — его яркие жёлтые глаза. Даже через отвратительное качество фото они светятся так же, как и у его дочери. Сомнений быть не может. Он отец Тиф.
Меня забрали домой несколько дней назад. В больнице валяться мне уже просто осточертело. Но никто из семьи особо не сопротивлялся и не уговаривал меня, а папа договорился с Грантом. Теперь он сам приезжает в поместье, чтобы проводить осмотр раны. Мне повезло, что возраст даёт поблажку на заживление. Уже могу нормально двигаться и сам себя обслуживать, хотя мама так и норовит со мной поняньчиться.