Эффект предвидения

С таким грузом только в омут. Нырнуть и не всплыть, пусть что хотят, то и делают те, кто остался на поверхности, разбираются сами, а он не может, он устал, ему все осточертело.

Нырнуть и не всплывать! Да, пожалуй, это было бы самое лучшее решение вопроса – нырнуть и не всплывать, забить на все. Только кто же это ему позволит?

Алексей резко поднялся. Посмотрел на будильник – девять часов. Голова раскалывается – отзвук сумасшедшей попойки, которую они устроили с Димкой Замятиным после того, как малышку Соболеву, свихнувшуюся на почве мистики, увезли в больницу, свидетелей отпустили по домам, а тело убитой определили в морг. Еще вчера утром он совсем не так планировал провести этот день. Суббота, мать твою. Вместо того чтобы спокойно отдыхать и радоваться жизни с дочкой Машкой и женой Сашкой, вдыхать за городом воздух, рассекать на лодке турбазы «Чистые камешки» озерную гладь, топтать одуванчики в весенних лугах, забрасывать хлебными крошками и без того разжиревших пристоловских голубей, он вынужден весь день провести в беготне, нудных и, скорее всего, бесполезных опросах свидетелей! Чтоб им всем хорошо стало! И первой в списке стоит мать одного из самых популярных журналистов города, Соболева Раиса Михайловна. Наверное, та еще грымза.

Булатович вытащил из пачки сигарету, закурил и снова лег. Надо найти в себе силы подготовиться к встрече. Влить в себя критическую массу кофе, прогнать контрастным душем остатки хмеля, продумать вопросы. Но сначала подняться.

Нет, подняться и душ – это потом, пока к таким подвигам он не готов. Ну, не готов, господа, честное слово, войдите в мое положение, влезьте в мою шкуру: с похмелюги страшной – и сразу такие крутые меры. Да и не это главное, перво-наперво необходимо продумать вопросы. А для этого совсем необязательно вставать, можно и лежа думать.

Думать. Думай не думай, ни до чего хорошего не додумаешься.

Соболева Раиса Михайловна, свекровь этой ненормальной, мать Кирилла Соболева, самого крутого журналиста, будь они все неладны. Вот черт! Ну и о чем ее спрашивать?

Голова трещит, и ни одной умной мысли не приходит.

О сыне и спрашивать, о чем же еще? Только вот какое отношение сын может иметь ко всей этой ерунде? Его и в городе-то нет. Или может иметь отношение? Все-таки в его квартире произошло убийство, его жена стала свидетелем и чуть ли не жертвой… Свидетелем и жертвой чего? Собственного безумия? Вернее всего так. Ну а Кирилл-то при чем?

«Вы помните моего мужа?» – сумасшедший ангел спросил его тогда. Как же, как же! Помнит он его, очень даже хорошо помнит. Темно-серый итальянский костюм, на штуку баксов, не меньше, тянущий, очки в ненавязчивой оправе, баксов так за пятьсот, туфли – один обувной крем к таким стоит, пожалуй, подороже его собственной, булатовичевской, обувки, и отвратительно вежливое противостояние криминалу. Все это вкупе взятое активно не понравилось ему с первого взгляда, раздраженного завистью взгляда.

Зависть и раздражение. Да, наверное, так вернее всего определялось его отношение к Соболеву. Впрочем, дело не в костюме, костюм что, на костюм плюньте. Раздражала и вызывала зависть уверенность Кирилла Соболева, что он, гений журналистики, в отличие от многих и многих двуногих бестолочей и недоумков, как то, например, Алексей Федорович Булатович, действительно занят архиважным делом. Уверенность в том, что люди, прочитавшие его, Соболева, статьи, вдруг возьмут и передумают друг друга резать, насиловать, грабить, схватятся за руки и зарыдают во всеобщем экстазе любви, и наступит тогда царство божие на земле.

Черта с два! Хрен оно наступит! Хоть тысяча писак разобьются в лепешку. Как резали люди друг друга, так и будут резать. Потребность у них такая, душевная. Гораздо большая, чем читать какие-то там статейки, умиляться и плакать, раскаявшись. Душить их надо, тех, кто душит других, вот что, а не сопли-вопли на бумаге разводить. Бумагу – под протоколы допросов, всех писак – к станкам и комбайнам – вот какие слова должны быть лозунгом государства, мечтающего стать когда-нибудь правовым.

Н-да… Но писал Соболев действительно здорово. А эта статья «Превращение в зверя»… У него у самого мороз по коже пробегал, когда он читал ее. Это раздражало ужасно. Ведь он вел это дело, он, Булатович, выехал тогда на место трагедии и видел и истерзанный труп женщины, и напуганных до полусмерти детишек, и отчаянно-безумные глаза убийцы. И никакой трагедии не ощутил. Бытовуха, дело житейское. Муж забил жену. Господи! Да это же просто рутина. А тут вдруг – бац, «Превращение в зверя».

Как же, как же! Помнит он этого Кирилла Соболева, еще бы не помнить. Помнит и не может простить… Ну да, за эту самую статью и не может простить, за то, что она его так поразила, по голове обухом долбанула, но все равно ничего изменить не смогла. Ни в его, ментовской, жизни, ни в жизни этих несчастных членов общества, душегубов и насильников.

Вот и убийство в квартире этого самого Соболева тому яркий пример. Очередной душегуб нашел свою очередную жертву.