Эффект присутствия

Сейчас от возможных расспросов выручило приближение к остановке троллейбуса второго маршрута. Войдя в заднюю дверь, Маштаков и Семёркина предъявили кондуктору удостоверения и встали в угол у поручня. Даже на каблуках дознавательница оказалась Михе с его неправофланговыми ста семьюдесятью пятью сантиметрами лишь по плечо. Они стояли почти лицом к лицу. Цитрусовый аромат духов девушки терялся в никотиновой горечи, пропитавшей её одежду и волосы. Вошедшие на следующей остановке пассажиры потеснили их, Олеся приблизилась к Маштакову, слегка соприкасаясь теперь с ним рукой и бедром. Миху это неожиданно взволновало, очевидно, сказывалось ведение им монашеского образа жизни. На площадке троллейбуса произошла перегруппировка сил, кто-то протискивался к выходу, кто-то препятствовал этому, боясь быть вытесненным на улицу. Неохватный, благоухающий алкоголем работяга, тяжело мотнувшись, толкнул Семёркину, она ойкнула. Маштаков свободной рукой потеснил верзилу в сторону, обозначая границы его территории, и под предлогом оберега от давки, оставил руку на талии девушки. Она отреагировала совершенно спокойно, выворачиваться не стала. Михе даже показалось, что он разглядел проблеснувшие в её глазах искорки азартного интереса.

Еще через две остановки Семёркина спросила:

— А с вами нельзя по одному материальчику посоветоваться, Михаил Николаевич? Такой… весь… бр-р-р… запутанный, по хулиганке с молотком, — она понизила голос до шепота. — У нас никто не знает, чего с ним делать, а в прокуратуре сейчас и обратиться-то не к кому. А у меня срок в пятницу.

В распоряжении Маштакова имелся единственный вариант ответа:

— Какие проблемы?

Договорились, что дознаватель заглянет на консультацию сразу после обеда. Олеся, попрощавшись, вышла на остановке «Улица Комсомольская», возле бывшего магазина «Спорттовары». Пока не закрылись двери, Миха смотрел ей вслед, размышляя, что ещё несколько дней назад, общаясь с Семёркиной на суточном дежурстве, считал ее задавакой и пустенькой дурочкой, а сейчас видит, что она приятная и вполне сообразительная для своих лет девчонка.

«Такой недостаток как молодость, к сожалению, слишком быстро проходит», — вспомнился избитый штамп.

Лично у него среди разнообразия неискоренимых недостатков указанного выше не имелось давно. Недолгое общение с молодой девушкой благоприятно повлияло на настроение оперативника. Оставшийся отрезок дороги до медсанчасти он мечтательно улыбался, предаваясь нескромным фантазиям, в связи с чем едва не проехал нужную остановку.

Из троллейбуса Маштаков десантировался с риском быть зажатым закрывавшимися дверьми. Засветив «ксиву», через вахту зашёл на огороженную территорию медсанчасти механического завода, более известную среди горожан как больничный комплекс или просто «комплекс». Медсанчасть была отстроена в рекордные сроки в конце семидесятых при активном содействии тогдашнего министра обороны СССР маршала Устинова Дмитрия Федоровича, числившегося депутатом от Острога в Верховном Совете. Троллейбусы, кстати, тоже в городе пустили благодаря маршалу, хотя они и не полагались районному центру по статусу.

В огромном фойе медсанчасти, именуемом «Курским вокзалом», против обыкновения оказалось немноголюдно. Время посещения больных закончилось, по больничному распорядку дня был ужин. В стационаре действовал пропускной режим, достаточно строгий для обычных граждан. Хорошо знакомый со здешними порядками, Маштаков уверенно прошел к закрытому гардеробу, открыл шпингалет, изнутри запиравший врезанную в стойку дверцу, и прошел в угол. Здесь всегда самостоятельно переодевались сотрудники милиции, прибывавшие в комплекс по служебным вопросам. Оставив на вешалке верхнюю одежду, Миха облачился в больничную накидку с завязками на груди и одноразовые полиэтиленовые бахилы.

Переход-галерея к главному корпусу в связи с поздним временем не функционировал, и Маштакову пришлось спуститься в цокольный этаж. Двигаясь по длинному плохо освещенному подземному коридору, он отметил, что по мере приближения к цели решимости на принципиальный разговор с заместителем прокурора у него становится все меньше.

«Блин горелый, иду к больному человеку фактически на разборку… А вдруг у него состояние тяжелое? Вдруг он вообще под капельницей лежит? Или родственники у него дежурят? А я иду, как… как миссионер к туземцам, не зван, не ждан, даже без гостинца… Может, повернуть пока не поздно? Выпишется Виктор Петрович из больнички, позвоню ему предварительно, как у нормальных людей положено… Встретимся где-нибудь на нейтрале», — Миха знал за собой способность находить веские причины, позволяющие уклоняться от проблемных поступков, к которым не лежала душа.

Татьяна в таких случаях высмеивала мужа, называла трусом. Воспоминание неприятно укололо самолюбие, и Маштаков прибавил шагу. Уже сознательно продолжая сеанс стимуляции совести, он восстановил в памяти, как при последней встрече в ИВС Андрейка Рязанцев по-стариковски беспомощно сутулился и втягивал голову в плечи, как глаза его наполнились дрожащей влагой…