Эффект присутствия

Хозяин выставил глубокое эмалированное блюдо, почти тазик бочковых огурцов и квашеной капусты, после чего удалился в кухню варить пельмени. Баллонный газ он экономил, варганил на плитке, благо электричеством пользовался бесплатно, накинув два провода на линию. Парни забросили куртки на лежанку печи, Пандус под рукомойником вымыл руки и принялся кромсать острейшим прохоровским кесарем колбасу. Не смог удержаться, первый отхваченный кусок, жопку, сунул в рот, стал жевать жадно.

Пока пельмешки варились, мужики накатили. Прохор со Славкой — по сто пятьдесят, а Рубайло, чувствовавший, что от выпитого у Зябликовой его повело, лишь пятьдесят себе позволил. Пандус осоловел в момент, глаза у него закосили, он тяжко навалился плечом на стенку.

— Закусывай, братское сердце, — Серега подвинул ему тарелку с благоухающими ломтями колбасы, — забалдеешь с отвычки без закуси да в духоте.

Сам Рубайло хрустел огурчиком. Отменные огурчики у Лешего водились, свойской, бочковой засолки, пупырчатые, твердые, один к одному. В магазине Серега осознанно взял только два пузыря водяры, включать дизель он не намеревался, не время было косорезить.

Разговор вязался необременительный. Намолчавшийся в своей одиночке Леший рассказывал, как он с утреца славно порыбалил на затоне.

— Шестнадцать вот таких окуньков нацакал, — рубил он ребром одной своей клешни по основанию второй ладони, похожей на заскорузлое конское копыто.

— Ну и где улов твой, дядя? — благостно подкалывал хозяина Рубайло, затягиваясь вкусной сигареткой.

Тот, извиняясь на каждом слове, объяснял, что устроил себе жарёху на обед из рыбех что покрупнее, а мелочевку отдал своему коту, Ученому.

Котяра, головастый, лохматый, изжелта-белый, раз за разом запрыгивал хозяину на колени, пытался со стола шматок колбасы слямзить. Прохор сталкивал упиравшегося наглеца, котище соскакивал на все четыре лапы, громко, как слон стукаясь о половицы.

Серегу, разглядевшего, что кот Ученый той же палевой масти, что и борода у Лешего, пробило до икоты на ха-ха.

— Вы… ик… братья, что ли?! И-ик…

— Близнецы, — согласно кивал бородой Прохор, не обижался на молодежь.

Потом Рубайло попенял хозяину на его дремучесть, на то, что живет он без телевизора.

— А на кой он мне? — отмахивался Леший. — Этот… как его? Зомбоящик! У меня вон… радиоприемник имеется «Вэф-222». Сделано в СССР!

Пандус, после тарелки горячих пельменей еще больше размякший, молча крутил в руке перекидные четки зоновской работы, атрибут правильного пацана.

— Чего, и «болтушки»[126] тебе менты вернули? — Серега спросил с завистью, свой скарб, подрываясь, он на вещах в спецприемнике оставил.

— А куда бы они гады делись? — снисходительно ответил Славян. — «Болтушки» не в запрете.

Рубайло, чувствуя, что его тоже клонит в сон, резко встал с табурета, встряхнулся, наведался в кухню к жестяному рукомойнику. Стукнув снизу по штоку, набрал в ладони воды, плеснул в лицо, фыркнул.

— Леший, дай-ка сюда ключ от сарая, — сказал он, вернувшись в комнату.

Хозяин без слов вытащил из кармана большой ключ на замызганном тряпичном шнурке, с пристуком положил на стол. Сразу присоединил к нему длинный китайский ручной фонарь.

— Посветишь.

Рубайло одним движением сгреб фонарь с ключом, после чего отдал Прохору следующее короткое распоряжение:

— Зверя своего подальше отведи.

Леший проскрипел подшитыми кожей валенками к выходу. Серега шагнул за ним, но у самой двери, щелкнув пальцами, крутнулся.

— Славк, захвати пакет.

Пандус взял с подоконника скомканный пластиковый пакет, в котором они принесли жратву и бухло, вывернул его на лицевую сторону, встряхнул за углы и, не задавая вопросов, последовал за кентом на улицу.

Подождав, когда исступленный собачий брех удалился за угол дома, парни прошли к сараю. Рубайло светил фонарем себе под ноги; желтое, плохо сфокусированное пятно света скакало по истоптанному снегу. Трижды провернув ключ в тяжеленном висячем замке, с усилием вынул дужку из проушин, осветил ближний угол строения.

— На месте.

Пандус потеснил плечом приятеля, заглянул в сарай. Мутный свет фонаря падал на стопку силикатных кирпичей, сложенную подле верстака.

— Кинь в пакет половинок шесть.

Славка глянул на Рубайло непонимающе, но спрашивать снова ни о чем не стал, зная, что братуха понапрасну ничего не делает. Зайдя в сарай, положил в пакет несколько кирпичей, выбирая половинки и четвертинки. Прикинул на вес, выдержат ли ручки, добавил еще.

— Не порвется? — деловито спросил Серега.

— Крепкий вроде.

— Приставь к калитке, отваливать будем, захватим.

За десять минут до наступления полуночи парни под аккомпанемент лая сторожевого пса покинули гостеприимное убежище.

Провожавший их Прохор не сдержал любопытства, поинтересовался:

— Вернетесь нынче, соколики? Или можно старику на боковую?

— Как масть пойдет. Чуть чего, в ворота стукнем, у тебя вон какой будильник, мертвого поднимет, — съюморил нагнувшийся, чтобы не чиркнуть макушкой о притвор калитки, Рубайло.