Эффект присутствия

Двухкомнатную «хрущевку» на Эстакаде он получил на первом году работы в прокуратуре как промежуточный вариант, в расчете на скорое улучшение жилищных условий. Тогда они с Танюхой на седьмом небе бабочками порхали от осознания того, что у них появилась своя крыша над головой. Но ничто в жизни не бывает более постоянным, чем временное. Со сменой в стране политического строя строительство жилья, ведшегося в Остроге приличными темпами, замерло. В милиции Маштакова даже в очередь нуждающихся в улучшении жилищных условий не поставили. По шесть метров на члена семьи у него выходило, а дети были однополыми, следовательно, могли обитать в одной комнате.

Теоретически возможность расшириться имелась. Для этого следовало продать свою приватизированную двушку и с доплатой приобрести трешку, хотя бы «брежневку». Перевести вопрос в практическую плоскость не позволял хронический дефицит семейного бюджета.

Тёща продолжала нудеть про второй письменный стол, в связи с чем Миха вежливо поинтересовался у неё, не одолжит ли она им без отдачи тысяч двести в твёрдой отечественной валюте. Татьяна мгновенно загородила маму собственным телом, выкрикнув: «Перестань кривляться!», хотя Маштаков не привёл в движение ни одну из мышц лица.

— Пускай погарцует, он же у нас самый остроумный, самый начитанный, — скупым жестом сухой ладошки Ксения Витальевна показала дочери, что способна постоять за себя. — Только вот почему-то семью содержать наш умник не в состоянии.

Затем последовало программное заявление.

— Я думаю, будет правильно, если вы обменяетесь квартирами с твоими родителями, — тёща принципиально избегала обращаться к Михе по имени, всегда говорила «ты» или «он». — Зачем им, пенсионерам, на двоих — трехкомнатная улучшенной планировки? А вы как раз решите проблему. Может, тогда у вас климат нормализуется. Ты сможешь сам поговорить с родителями или мне взять на себя эту миссию?

Маштаков вместо того, чтобы напрямую послать Ксению Витальевну в пеший эротический тур, замямлил, что подумает, что не всё тут так однозначно, как кажется на первый взгляд.

— Сколько времени понадобится на обдумывание? Год? Два? Три?! — тёща, завладев инициативой, теснила его по всему фронту. — Раз уж я в кои-то веки к вам выбралась, завтра днём навещу сватов. Не бойся, я женщина деликатная, борозды не испорчу.

Миха запыхтел было, раскочегариваясь для ответа, но наткнулся глазами на напрягшуюся струной Татьяну — и отправился от греха подальше на площадку перекурить. Ксения Витальевна проводила его советом: «Пора бросать, сейчас я тебе скалькулирую, сколько денег ты каждый год скуриваешь».

Реакцию родителей на предложение переехать из центра на умирающую окраину предугадать было несложно. Матери станет плохо с сердцем, отец ещё больше ожесточится, в телефонной мембране зазвенит его гневный голос: «Я за эту квартиру сорок лет на заводе батрачил, на улицу нас выбросить хочешь». Разубедить родителей в том, что он не имеет никакого отношения к этому экспансивному замыслу, удастся вряд ли.

Вихрем ворвавшийся в кабинет Андрейка Рязанцев предотвратил дальнейшую загрузку напарника.

— Николаич! — глаза Андрейки горели. — Я вычислил, где Сабонис гасится. Завтра можно брать!

После девяносто восьми суток неволи изголодавшийся по работе Рязанцев пахал как железный конь, пришедший на смену крестьянской лошадке. Все сошлись во мнении, что это не самые тяжёлые осложнения из возможных. Гораздо бы хуже оказалось, впади парень в депрессию.

Уголовное дело по мошенничеству с кредитами, возбужденное в конце января по информации Витька Сидельникова, буксовало из-за того, что один из участников шайки — Кошкин по кличке Сабонис — ударился в бега. Сидевший в СИЗО Маракушев, он же Гога из Острога, бессовестно грузил подельника. Следователь психовал — без Сабониса дело судебной перспективы не имело, по истечении двух месяцев Маракушева придётся выпускать, а дело — приостанавливать. Следака можно было понять, ему не хотелось получать по шапке за незаконный арест. Почти каждый день он взывал к совести оперативников группы по тяжким, родившим материал.

— Палку срубили, а теперь хоть трава не расти! — возмущался Озеров.

Маштаков отвечал латинской мудростью: «Суум куиквэ, каждому — своё». Искать объявленных в розыск обвиняемых — обязанность ОРО. Не разделявший мнения старшего опера Рязанцев рыскал по городу в поисках Сабониса. Миха сначала брюзжал по поводу Андрейкиного упрямства, но потом, видя, что их линия от этого не страдает, махнул рукой. И вот наконец личный сыск принёс результаты.

Маштаков выслушал молодого и скроил кислую мину:

— Ладно бы в городе, а то за тридцать кэмэ в Крутово переться. Целый день угробим. Слушай, пиши рапортину, спихнём через Тита Лёвке Муратову.

— Николаич, да я уж был у него. Ему на этой неделе некогда, а на следующей он только в четверг сможет, когда операция «Розыск» начнётся. А Сабонис в воскресенье с дальнобойщиком одним в Казань намыливается. Ну пожалуйста, Николаич…