Эффект присутствия

— До завтра всё равно ничего не решим. Транспорт, бензин, тудым-сюдым, — Миха пересчитал сигареты, оставшиеся в пачке. — До вечера не хва-атит…

Андрейка, поняв, что принципиальное согласие получено, обрадовался как пацанёнок — перочинному ножику:

— Николаич, ты — человечище! С машиной я в ПОМе договорился. С утра, в пол восьмого нас Корбут на Комсомольской у «Мечты» подхватит, до обеда обернёмся.

— Не загадывай, — ворчливо отозвался Маштаков, прикидывая, не обойдутся ли участковый с Рязанцевым без него.

Пришёл к выводу, что не обойдутся. Сабонис мало того, что орясина здоровая, так ещё и обмороженный на всю бестолковку. В городе можно вдвоём на задержание идти, чуть чего, подмогу позовёшь. А в деревне советской власти даже при коммунистах не было. К тому же побывавшему под следствием Андрейке, несмотря на полную реабилитацию, оружие ещё не выдавали. Перестраховываясь, по новой велели зачёт по матчасти сдать.

Миха очень медленно поднял голову, упёрся немигающим взглядом в переносицу напарника.

— Одно условие, — объявил он.

— Какое? — озадаченный его таинственностью, оробело понизил голос Рязанцев.

— Ставь на табачное довольствие.

Спустя пять минут с червонцем в кармане Маштаков пересекал двор УВД. За те полдня, что он просидел в прокуренной клетушке кабинета, на улице победила весна, с весёлым солнышком, шебутным воробьиным чириканьем и сырым чёрным асфальтом.

Дежуривший на воротах постовой, устроив здоровенные лапищи на стволе и прикладе висевшего поперёк груди автомата, громко реготал, дружески общаясь с человеком, который при встрече принципиально не здоровался с Михой.

Чел этот, со сдобной фамилией Пшеничный, винил во всех своих жизненных бедах Маштакова. Как будто тот принудил его совершить три эпизода мошенничества с использованием служебного положения старшего оперуполномоченного по особо важным делам межрайонного отделения по раскрытию убийств.

Зацепив периферическим зрением вывернувшего из-за угла Миху, Пшеничный хлопнул автоматчика по плечу и резво двинулся наперерез крёстному.

— На ловца и зверь бежит, — за шесть с лишним лет, что они не разговаривали, хрипотцы в голосе бывшего убойщика не убавилось.

— Это кто здесь зверь? — Маштаков произнёс первое, что пришло в голову.

— Все мы звери, только разных мастей, — интонация Пшеничного показалась примирительной. — Отойдём в сторонку, базар есть. Или скомпроментировать себя боишься?

— С чего бы менту бояться быть скомпроментированным? — усмехнулся Миха. — Вернусь, накатаю рапорт о кратком оперативном контакте с лицом из окружения лидера ОПГ Катаева.

Собеседник, не поняв каламбура, содержавшегося в первой фразе, хмыкнул над собственным пассажем:

— Был прокурором, обернулся опером… Чудны дела твои, Господи!

Они переместились на десяток метров влево, к гаражам. Пшеничный ослабил узел фиолетового галстука в узенькую серебряную полоску, пальцем вытолкнул верхнюю пуговку рубашки из проранки. Поведя бычьей шеей, выложил:

— Я доподлинно знаю, что видео с анонимкой подкинул прокурору ты. Расколол я тебя потому что, комбинатор недоделанный.

Экс-капитан жадно разглядывал капитана действующего, боясь упустить малейший нюанс из его реакции на услышанное.

— Ты бредишь? — Маштаков вздёрнул верхнюю губу, открывая тёмные неровные зубы.

— Чего глазёнки-то у тебя сразу забегали? — Пшеничный восторжествовал, как будто Миха попросил листок для явки с повинной. — Спужался? Так я ещё никому не маякнул за тебя, так что есть маза утрясти проблему.

Маштаков с трудом удержался от вопроса «как», равносильного признанию. Впрочем, советник по безопасности «Наяды» прочитал неозвученный вопрос в остекленевшем взгляде опера.

— Не мохай, разговор не пишу. У всего есть своя цена. Гони триста зеленых и я забываю о твоём существовании.

— Ты мозжечокнулся на своих зелёных! — радостно воскликнул Миха и за рукав потащил Пшеничного в сторону КПП. — А хочешь, вымогательство тебе слеплю? По сто шестьдесят третьей[204] ты ещё не сидел! По новому кодексу!

Растерявшийся от неожиданной выходки оперативника Пшеничный послушно пошёл, однако через несколько шагов овладел собой и остановился. Маштаков дёрнул его, но с места не сдвинул, безопасник весил под центнер, не меньше.

Тогда Миха, надсаживая глотку, крикнул, обращаясь к постовому:

— Товарищ старшина! Как этот гражданин проник на охраняемую территорию?! Пропуск его где?! Старшина!

Черноусый увалень Славик растяпил рот, выказывая широкую щель между верхними резцами. Мимо него во двор, мокро шурша шинами, заезжала чёрная «Волга» начальника КМ. Возвращавшийся с обеда Птицын не мог не обратить внимания на толкотню у ворот, тем более в ней участвовали такие фактурные персонажи. Автомобиль притормозил, опустилось тонированное стекло с командирской стороны.

— Проблемы, Михаил Николаевич? — подполковник, прищурившись, словно сфоткал напряжённые лица мужчин.

— Решаемые, Вадим Львович, — Маштаков перевёл дыхание.

— Вас кто-то вызвал, Пшеничный?