— Обещаю. Никогда не буду. Я думала, что схожу с ума, что выдумала тебя, что ты ненастоящая. Но теперь понимаю: это не я сошла с ума и не ты свихнулась, а весь этот проклятый мир съехал с катушек и окончательно рехнулся. Мир превратился в дурдом, а мы как те две пациентки, которые пытаются разобраться, что происходит.
— Идет. Договорились. — Она протягивает ладонь; я озадачена, потом пожимаю ее. Она трясет мою руку, и странная волна пробегает по мне.
Шэй мой друг. У меня есть друг. Друзья ведь существуют друг для друга, правильно?
Потом она зевает и почесывает ухо.
— Вроде как покалывает. — И снова зевает.
— Ладно. Спасибо. — Она бредет в гостиную и устраивается на диване, не желая подниматься наверх в поисках спальни.
Но как только Шэй засыпает, я вылетаю и несусь над дорогой, по которой уехал Кай.
Вот уже первый блокпост, а я так и не видела его; должно быть, он здесь уже проехал. Собираюсь продолжить путь и уже почти миную блокпост, как вдруг что-то привлекает мое внимание.
Что это стоит вон там, на обочине?
Это байк Кая.
18
ШЭЙ
К горлу подступает крик, я молочу руками и ногами, падаю с дивана и ударяюсь о деревянный пол.
После кошмара сердце колотится — это всего лишь сон.
Сажусь. Сквозь незнакомые занавески в незнакомый дом пробивается свет. Прошлой ночью я обратила на окружающее совсем мало внимания, и сейчас мне кажется, будто я впервые вижу эту аккуратную комнату.
— Келли! — зову я вслух, а потом повторяю мысленно:
Ответа нет; значит, сейчас подходящее время все обдумать, пока она не слышит моих мыслей.
Если она действительно реальна — а после сегодняшней ночи, полагаю, я вынуждена это принять, — значит, с головой у меня все в порядке. Означает ли это, что все воспоминания о снах, в которых я видела маму перед ее смертью, тоже отражают действительность?
Тогда Келли — моя единокровная сестра, а мой отец — человек, которого Кай ненавидит больше всего на свете.
По крайней мере, Кай не является моим сводным братом — это было бы слишком.
У меня урчит в желудке. Как это возможно — испытывать голод после такого?
Бреду на кухню, открываю холодильник и сразу захлопываю. Там что-то протухло.
Но вот в буфете нахожу ореховое масло, а в морозильной камере — хлеб. Отправляю его в тостер. Когда появляется Келли — по прихожей проносится размытое пятно, — я намазываю четвертый бутерброд. Она излучает тревогу.
— Что случилось?
— Что произошло? Он в порядке?
Меня охватывает паника, как только что во сне. Они стреляли в меня; они убили Дункана. Тот солдат собирался убить меня, даже когда я подняла руки. Что они сделают с Каем? Но я не могу понять. Они отпустили его, тогда почему…
Келли что-то скрывает, прячет от меня свои мысли.
— В чем дело? Говори!
— Но зачем им это делать, если накануне они разрешили ему уехать?
— Что?