Эффект разорвавшейся бомбы. Леонид Якобсон и советский балет как форма сопротивления

Через несколько недель после того, как Якобсон отправился из Ленинграда в Москву, чтобы возобновить постановку «Спартака» в Большом театре, в «Газете Большого театра» появилась карикатура. На рисунке солиста Большого театра Александра Радунского под названием «Дружеский шарж на Л. Якобсона» был изображен запыхавшийся Якобсон в спортивной майке и спортивных шортах – современный марафонец средних лет, бегущий по беговой дорожке, неистово двигая мускулистыми ногами. Дорожка, по которой он бежит, замкнута, и на ней располагаются узнаваемые памятники – ленинградские Медный всадник и Адмиралтейство находятся в верхней части дорожки, а московские Мосфильм и Большой театр – на равном расстоянии по обе стороны. Якобсон, будучи художником, в этот момент своей карьеры действительно прилагал усилия, как истый спортсмен, чтобы связать историю, культуру и современный образ советского балета вместе для дебюта Большого театра в Америке. Шарж сопровождается шуточным стихотворением:

Как трудно! Бедный Якобсон!
Он потерял покой и сон.
«Спартак», Мосфильм и Ленинград —
Он охватить все вместе рад.
И наш совет Вам, Якобсон, —
Закончить славно марафон[229]

.

Якобсону вряд ли нужно было напоминать о возможностях, открывшихся перед ним: показать главную работу своей карьеры, балет, в котором он наиболее полно отработал свои новые идеи модернистского пластического способа выражения, на гастролях Большого театра в США – это был шанс всей жизни.

Майя Плисецкая, танцевавшая Фригию в «Спартаке», так писала о советской премьере 4 апреля 1962 года поставленного в Большом театре спектакля:

Публика, театральная Москва раскалываются надвое. За – Якобсона. Против – Якобсона.

<…> На одном полюсе – почитатели, на другом – кто отвергает, не приемлет. И вот ведь как повелось за всю творческую жизнь – те, кто негодует, – все начальники, распорядители, командиры от искусства. От них-то и натерпелся Якобсон мук и надругательств вдоволь.

Репутация у Леонида Вениаминовича в официальных кругах была сомнительная. Он числился леваком, формалистом. Талант – очевиден. Выдумки – прорва. Но устремления? [Плисецкая 1994: 291].

Рис. 35. Дружеский шарж на Л. Якобсона, нарисованный солистом Большого театра Александром Радунским для «Газеты Большого театра», около 1962 года. На рисунке сатирически изображена бешеная круговерть Якобсона, осуществлявшего постановки одновременно в Кировском и Большом театрах

В последнем риторическом вопросе слышится насмешка балерины над тоном этих обвинений. Она полагает, что никто так не пострадал от советской власти, как Якобсон. «Каждый новый спектакль Якобсон выцарапывал, выпрашивал, вымаливал у власти. А потом – отбивался, отругивался, отмахивался. Якобсоновская премьера – всегда, обязательно – преодоление, скандал, нервотрепка…» [Плисецкая 1994: 291].

Юрок, рекламируя читателям «Таймс» предстоящие гастроли Большого театра, отметил, что с включением «Спартака» в репертуар американские зрители увидят «одно из величайших в мире балетных зрелищ». Юрок подчеркнул прежде всего его масштаб, отметив, что на сцену выйдут 200 человек и что Якобсон создает для гастролей в США новую версию балета[230]. В американской прессе соединение слов «зрелище» и «балет» было непривычным, и позднее слово «зрелище» стало вновь применяться американскими журналистами по отношению к «Спартаку» с целью выражения их неприятия: они писали, что это не настоящее искусство, а танцевальная разновидность советского китча. Журнал «Тайм» распространил одно из таких высказываний, сообщив, что на московской премьере «голливудский продюсер бросил на “Спартака” ошеломленный взгляд и заметил, что если бы Сесил Б. Демилл “был жив и увидел это, он бы упал замертво”»[231]. Необъяснимым образом этот нелепый комментарий был увековечен в эссе английского журналиста Ральфа Паркера для сувенирной программки Большого театра к гастролям, где он также утверждает, что смысл существования «Спартака» заключается в том, чтобы «показать мастерство Большого театра»[232].