Эффект разорвавшейся бомбы. Леонид Якобсон и советский балет как форма сопротивления

В нем так много того, во что трудно поверить, что непонятно, о чем следует упомянуть в первую очередь, – писал Хьюз. – Но, например, тот факт, что одна из величайших балетных трупп в мире вложила столько таланта, времени, денег и, предположительно, веры в постановку этого унылого, бессодержательного зрелища, просто не поддается пониманию.

Хьюз многократно повторяет свое утверждение, что этот балет «содержит очень мало какого бы то ни было танца» и «явно лишен [вкуса]». Одним из фрагментов балета, реально описанных им, была сцена боя гладиаторов, которую он счел неприемлемой, поскольку количество трупов на земле не соответствовало количеству изображенных поединков. Партитура Хачатуряна была отвергнута в том же уничижительном тоне: она, по мнению Хьюза, была написана «в стиле голливудских саундтреков». «Работа в целом представляет собой глубоко разочаровывающую попытку сделать нечто, что Голливуду удается лучше»[240]. Рецензия Терри в «Нью-Йорк геральд трибьюн» была выдержана в аналогичном тоне личных оскорблений. «Вы должны увидеть это, чтобы поверить», – такова была его вступительная фраза.

«Спартак» не так уж и неинтересен, как можно было бы предположить по подслушанному в конце первого акта комментарию: «Смотри, мама, никаких танцев!» Танцы есть, псевдоримские, псевдовосточные, псевдодункановские и другие «псевдо». <…> Правда в том, что танцы теряются в огромности всего действа. Только запредельно эмоциональная актерская игра как-то держится наравне с массивными башнями и статуями и с совершенно немыслимыми костюмами [Terry 1978: 431–432].

В тоне, каким взрослый объясняет ребенку, что то, что он считал хорошим, на самом деле ужасно, Терри сравнивает балет с «закатыванием глаз, извиваниями и жестикуляцией немого кино» и «экстравагантной феерией», которая предполагает, что если «соединить чувство юмора с ностальгией по причудливым неправдоподобным нелепостям стародавних киношных зрелищ, то можно попытаться посмотреть это» [Terry 1978: 432]. Вывод, который делает Терри, состоит в том, что чем бы ни был «Спартак» Якобсона, это не танец и тем более не серьезное искусство.

Эдвин Денби, самый искушенный знаток балета среди нью-йоркских критиков того периода, написал эссе для «Хадсон ревью» о первом визите Большого театра в США в 1959 году. В этой статье, вышедшей за три года до гастролей 1962 года, Денби размышлял о технических различиях между Большим театром и американскими балетными труппами. Его текст также отличается некоторой снисходительностью и педантичностью, будто он берет читателя за руку и терпеливо указывает на недостатки этого экзотического и неполноценного танцевального артефакта, известного под названием «советский балет». В своем эссе Денби сравнивает русских хореографов и танцовщиков с артистами труппы «Нью-Йорк Сити балет», отвечая на риторический вопрос Хрущева, заданный в Голливуде, о том, балет какой страны лучше. Дело в том, что хореографы Большого театра не могли представить себе такие танцы, как «Агон», «Эпизоды» или «Дивертисмент № 15». Танцовщики Большого театра не смогли бы их станцевать, а дирижеры Большого не смогли бы сыграть партитуры достаточно ровно. Возможно, только нью-йоркская балетная публика обладает достаточно острым зрением и слухом, чтобы наслаждаться этими произведениями. «Доказывает ли это, что наш балет лучше?» – спрашивает Денби, делая вывод, что американский балет отличается от других тем, что будет задавать стандарты на международном уровне вплоть до отдаленного будущего [Denby 1965: 132]. Он продолжает, ссылаясь на различия в стиле балета обеих стран, такие как импульс и физическое качество акцентирования движений. Его вывод состоит в том, что Большому театру не хватает качества, если сравнивать его с «западными стандартами».