Эфффект линзы

— Ладно. Я че зашла вообще, — она заправила за ухо непослушно торчащую прядь волос. — Я сегодня приду только в девять. Маме приспичило везти меня за выпускным платьем.

Целые выходные мы не разлучались ни на минуту, и я даже подзабыл, что больше всего смущало меня в наших отношениях. Она врала родителям. Я мог сколько угодно закрывать на это глаза, но то, что я — совсем не Лиля Рыбакова и мы вовсе не учим химию, беспокоило меня и навевало неприятное ощущение, будто я какой-то преступник.

— В девять?

— Ну да. Я уже ей сказала. Типа у нас завтра контрольная. А малой вечно бесится по вечерам, не дает мне учить.

— Хорошо. Но когда вернешься, позвони. Я встречу тебя — не хватало, чтоб ты сама в такое время бегала.

Я вздохнул. Два месяца. Какие-то два месяца. И мы уедем в другой город, где не будет никаких дурацких препятствий. Вика, заметив, что я помрачнел, наклонилась ко мне и прислонилась лбом ко лбу.

— Ну, чего ты?.. Кир, я бы рассказала им о тебе, мне нечего стесняться. Но просто время неподходящее. И, знаешь, мне абсолютно не стыдно их обманывать. Потому что за три дня, пока я не ночевала дома, никто не позвонил Лиле и не спросил, где я и что делаю. Если бы ты только мог представить, как я рада, что теперь есть человек, которому не все равно, что я буду идти куда-то поздно вечером…

Я сгреб ее со стола к себе на колени и крепко обнял. Мы молча просидели так, не отрываясь друг от друга, около минуты. В коридоре послышались чьи-то шаркающие шаги, Вика вздрогнула и послушно, без напоминания, пересела на стул напротив меня, невинно хлопая ресницами, будто только что зашла на консультацию.

— Кстати, — шепнул я, прислушиваясь к звукам за дверью, — а зачем тебе так рано выпускное платье?

— Ты что?! — Удивленно усмехнулась Вика. — Два месяца осталось! У многих еще с осени! Разбирают все хорошее!

Я кивнул, напустив на себя понимающий вид.

— И кто же будет главным ценителем? Кому досталась такая восхитительная партнерша для выпускного вальса?

Не думал, что еще когда-то задам своей девушке такой вопрос. Она откинулась на спинку стула, мучая меня слишком долгой паузой, и облизнула губы, предчувствуя развлечение. Я вскинул брови, приготовившись к очередной неожиданности.

— Феськову.

— Кому?! — Я засмеялся. — Да ладно!

— Ага! Вот и попался Мистер Мачо! — Она закивала головой. — Ты тоже считаешь его плохой парой? А чего ты ждал? С тобой мне танцевать никто не даст, а с Кравченко пусть Вера Михайловна сама танцует!

Я пожал плечами. Что ж, у Вадима намечается чудесный вечер с самой красивой девушкой школы. Надеюсь, он не обидится на такую «благотворительность».

— Ну, я просто удивлен. Вы будете очень странно смотреться.

— Вадим милый. Правда, «задрот». Но милый «задрот», — Вика сложила руки на коленях. — Кроме того, на выпускном все обычно преображаются. А Кравченко… Не собираюсь чувствовать себя «курточкой старшего брата».

Ее метафоры иногда меня просто убивают.

— Чем?!

Взгляд Вики вдруг стал каким-то болезненно колючим.

— Когда мы расстались с Лехой, все почему-то решили, что теперь я должна встречаться с Никитой. Ну, знаешь, как часто за старшим братом младший курточку донашивает. Как Литвиненко не стало, Кравченко вдруг начал изображать из себя первого парня на деревне. Некоторые даже на это клюнули — несколько девчонок чуть друг другу волосы не повыдирали, лишь бы с ним танцевать. Ну вот, а я не хочу. Отказалась. Я буду нарушать правила. Это то, чего он не умеет. Пусть ищет себе другую королеву бала.

Мой милый, независимый лидер… Улыбнувшись, я скрестил руки на груди.

— Ты считаешь, что после смерти Литвиненко Никита стал вашим новым «предводителем»?

— Да как тебе сказать… Иногда на него просто не обращают внимания, как на пустое место. Леха никогда такого не позволял. Это трудно объяснить. Это только тут, — она приложила ладонь к сердцу. — Ты просто чувствуешь, что где-то в глубине у него целый океан неуверенности, и он на самом деле не тот, за кого себя выдает. И в этот момент остается только снисходительность — ну, хочет выпендриться, пускай…

— А когда Леха был жив…

— …они постоянно соревновались. Ничего не изменилось. Литвиненко мне как-то рассказывал — до смешного доходило. Даже на футболе, если Леха… как это… «на острие» оказывался, тот на него пас никогда не отдавал. Такое ощущение, что он ради этой борьбы и жил.

Я задумался.

— А что Леха рассказывал о Сдобникове?

Вика нахмурилась и, пожав плечами, покачала головой:

— Они уже не общались, когда мы начали… ну… — она смущенно прочистила горло, будто боялась причинить мне боль этими воспоминаниями, — и он только один раз, кажется, сказал что-то странное… Сейчас…

Я наблюдал, как она прищурилась, вскинув взгляд к потолку, чуть скосив его вправо. «Действительно вспоминает, не выдумывает», — почему-то пронеслось у меня в голове.

— Я спросила, чего он не разговаривает с ним. А он: «Мне надоело все время чувствовать себя клонированным». И все, кажется. А чего ты спрашиваешь? Ты считаешь…