Ефим Сегал, контуженый сержант

-    Куда?

-    Пока не скажу. Секрет... У тебя найдется мне рубль на дорогу?

Пожилой оценщик уважительно посмотрел на старинные часы. Поверх очков глянул на сдатчика, щелкнул языком: «Вещь!»

С чувством неловкости и радости Ефим пересчитал деньги - ссуду, спрятал поглубже в карман, как наказывала Надюша. По дороге домой купил колбасы, сахара, сливочного масла и, для Надюши, триста граммов шоколадных конфет. Богатые яства разложил на столе - чем не скатерть-самобранка?

Из своей загадочной поездки Надя вернулась часа на два позже Ефима. Она открыла дверь, увидела столько вкусного на столе, воскликнула удивленно:

-    Ой, откуда это? Где ты взял деньги? Ах, да! Часы... Ты, конечно, ничего не ел без меня? Чудак!

После роскошного пиршества Надя поинтересовалась, сколько денег дали за часы.

-    Немало! - воскликнула она. - Впрочем, теперь нам будет значительно легче погасить долг.

-    Почему?

-    Почему? - Надя озорно, интригующе посмотрела на мужа, вскочила со стула, приподняла пальцами обеих рук бока юбочки и пошла кружиться и притоптывать, напевая звонким голосом: «Барыня-барыня, сударыня-барыня!»

От удивления Ефим сначала не мог слова вымолвить, потом, не долго думая, тоже вскочил со стула и пошел вокруг Нади петушком, благо любил плясать. Потом оба плюхнулись на кровать и долго хохотали.

-    Ну, слушай! И опять пляши! Я - корреспондент московского областного и городского радио. Чего ты уставился? Я не шучу, честное слово. Я только что от председателя радиокомитета. Условия хорошие, зарабатывать буду примерно раза в два больше. И работы, конечно, прибавится. Не знаю, как потяну еще и учебу...

-    А как же я? - жалобно, как маленький, Ефим смотрел Наде в глаза.

-    И ты, и ты со временем найдешь хорошую работу. Вот увидишь, вот увидишь, - утешала она его.

Через два дня Надя оформила перевод из заводской многотиражки в областной радиокомитет. Ефиму Щукина нахально пробасила:

-    Теперь твоя очередь. Задерживать не буду.

После таких вызывающе оскорбительных слов надо было немедленно положить перед ней заявление об увольнении. Ефим так и сделал бы, если бы не ожидал ответа из городской газеты, где ему через месяц-другой обещали место в штате. Поэтому он ограничился тем, что ответил в ее тоне:

- Когда мне это понадобится, я с вами расстанусь весьма охотно, как говорят, любовь без радости была, разлука будет без печали.

Щукина побагровела, облила его, словно помоями, злобным взглядом.

-    Хватит, Сегал! Хватит! - басок ее захрипел угрожающе. - Не забывайся, оскорбляя меня, ты... ты неуважительно относишься к большевистской партии, которой руководит наш великий вождь и учитель товарищ Сталин!

Ефим улыбнулся.

-    Не жонглируйте словами, не пугайте, вам давно следовало бы понять: я не из пугливых.

Целую неделю он изнемогал в редакции от безделья. Щукина не давала ему никаких заданий, ничего с него не спрашивала. Адамович, по команде редактора, тоже объявила ему бойкот. Внешне он безразлично относился к деликатной ситуации, лишь по вечерам жаловался Наде: «Терпение мое лопается. Сколько еще это будет продолжаться?!»

А продолжалось это ровно неделю, по истечении которой секретарь-машинистка вручила ему приказ: «Ввиду сокращения штата, литературного сотрудника Сегала Е. М. считать уволенным с 25-го сентября с выплатой двухнедельного денежного пособия».

Ефим машинально расписался в получении приказа, сложил бумажку вчетверо, спрятал в карман пиджака, молча покинул редакцию. Он вышел из Дома общественных организаций на улицу, точно себе не представляя, куда и зачем сейчас направится. Сеял частый мелкий дождь, налетали порывы довольно-таки прохладного ветра. Ефим ничего не замечал, не чувствовал. Только предательский уголек подступал все ближе к горлу, все сильнее обжигал. Что это предвещает, он знал: еще немного и... «Стоп!» -скомандовал он себе. «Прочь, прочь», - прогонял в самом себе кого-то, толкающего его черт знает на что! «Отстань», - приказал он. И тот, очень медленно, шажком улитки, отползал, отползал и исчез...

«Слава Богу, пронесло, слава Богу!» - Ефим облегченно вздохнул, вобрал побольше воздуха в грудь, расправил плечи. В голове постепенно становилось ясней, душа входила в свои берега. «И вообще, ничего непредвиденного не произошло, произошло неминуемое... Надо известить о случившемся Надю». Он вошел в будку телефона-автома-та, опустил монетку, но набирать номер не стал. «Расскажу вечером, зачем портить ей настроение на целый день».