Ефим Сегал, контуженый сержант

Домой Ефима несла могучая неведомая сила... Всего-то несколько часов назад он и помышлять не смел о такой фантастической удаче. Тридцать тысяч рублей, подумать только! Таких деньжищ у него сроду не водилось. Сказать по правде, он не был жаден до денег, не относился и к категории алчущих, стремящихся к наживе. Просто он так набедствовался, так обнищал за последние годы... Немудрено, что замаячившая в далекой перспективе финансовая удача слегка вскружила ему голову. Да это же чудо, твердил он, вырваться наконец-то из топкого болота нищеты, ощутить под ногами твердую почву материального благополучия! Они приобретут необходимую одежду, обувь, поменяют кое-что из мебели, а главное - не будут с тоской смотреть в завтрашний день! Как воспрянет духом Надя! Но она еще ничего не знает о привалившем счастье, несправедливо! Он влетел в ближайшую телефонную будку.

-    Надя! Наденька! - закричал взволнованно в трубку. -У нас большая радость... Нет, нет, по телефону говорить не буду. Отпросись, приезжай пораньше домой! Скоро будешь? Отлично, пока!

Считая себя сказочно разбогатевшим, он купил по дороге домой бутылку дорогого портвейна - из подвалов Абрау Дюрсо, шоколадные конфеты, шпроты и копченую колбасу - невиданное в их доме гастрономическое великолепие! Особо праздничное!

Он нетерпеливо поглядывал в окно. С минуты на минуту Надюша должна появиться... Вот и она! Спешит, почти бежит узнать сенсационную новость.

Не выдержав, Ефим стремглав бросился ей навстречу.

-    Говори, что там у тебя стряслось? - она задыхалась от бега и волнения.

-    Сейчас, сейчас все узнаешь.

Одним махом взлетели они на второй этаж, Ефим распахнул дверь в комнату. Глянув на пиршественный стол, Надя замерла на пороге.

-    Что это? В честь чего? - спросила она тихо, недоуменно.

-    В честь сногсшибательной новости! Слушай, удивляйся, радуйся: я - автор детской книжки! Да-да! - путаясь, сбиваясь, он рассказал о необыкновенном происшествии. - Понимаешь, Наденька, пока я пробирался по захламленному двору к издателю, раза три споткнулся, подумал: быть беде. Но, как видишь! Уму непостижимо: через несколько месяцев моя сказка увидит свет! Получим кучу денег! Теперь нам черт не брат. Плевать на Щукину! Давай выпьем за удачу.

Надя почему-то не спешила поднять свою рюмочку. Рассказ мужа показался ей малоправдоподобным. С недоверием и тревогой слушала она не совсем последовательный, очень странный его монолог, с опаской глядела на лихорадочно блестевшие глаза - не заболел ли? Может быть, это последствие контузий?

-    Фима, ты сказал, что Щукина уволила тебя с работы? Я не ослышалась?

-    Да, она избавилась от меня по сокращению штата, уловка известная, вот, читай.

Надя прочла приказ, посерьезнела.

-    Не расстраивайся, Наденька, какое это теперь имеет для нас значение? Не подвернись счастливый случай с изданием книжки, я подал бы на Щукину в суд. Меня, как инвалида войны, в два счета восстановили бы в должности.

-    Ну и подавай в суд, - предложила после паузы Надя, - обязательно подавай.

-    К чему? Мы скоро с тобой разбогатеем. Завтра я получу зарплату и выходное пособие. Твоя первая получка на новой работе. А там...

-    Что - там? Давай рассчитывать на худшее: что если твой Даниил Борисович взял да обманул тебя?

-    Обманул?! Как обманул?

-    Очень просто, а вдруг?

Торжественность с лица Ефима будто ветром сдуло. Вопрос Нади разом спустил его с неба на землю. Он испугался.

-    Что ты говоришь? Красницкий - пожилой, серьезный человек. Правда... - Ефим замолчал, припомнив возникшее у него ощущение чего-то отталкивающего, затаенного в издателе. - Посуди сама, какой смысл ему водить меня за нос? Допустим, книжка ему не понравилась. Кто и что мешало ему распрощаться со мной не очень-то церемонясь. Логично?

-    Вроде бы, - неуверенно согласилась Надя.

-    Отчего же «вроде бы»? - возразил Ефим чуть упавшим голосом. И в его душу вкралось сомнение... Нет, быть не может, уж очень страшно было поверить, что его надежда - призрак. - Вот увидишь, вот увидишь, все будет в порядке, - успокаивал он больше себя, чем жену. - Давай-ка лучше выпьем за удачу!

Вино есть вино. Действует оно безошибочно, тем более на непьющих. Еще оставалось вино в бутылке, а повеселевшие, разрумянившиеся Сегалы, забыв о невзгодах и сомнениях, аппетитно закусывали, оживленно болтали, строили радужные планы.

-    Во-первых, - мурлыкал Ефим, - мы немедленно выкупим из ломбарда часы. На постоянную работу спешить не буду, попробую зарабатывать литературным трудом. А затем, догадываешься?

Надя отрицательно покачала головой.

-    Займусь-ка я всерьез поэзией. Если не теперь, то когда же? Наверно и талант, если его не развивать, увядает... Через каких-нибудь два года, - продолжал он грезить наяву, - выйдет первый сборник моих стихотворений. Переберемся из нашей берлоги в светлую, просторную комнату (отдельная квартира была выше его грез и фантазий), родишь ты нам сына или дочку, все равно. Мне тогда исполнится тридцать четыре, тебе - двадцать семь, всего-то! Вся жизнь впереди.