Ефим Сегал, контуженый сержант

-    Да-да, непременно, - поспешно приказал доктор Котляр. - Видите, голубчик Ефим Моисеевич, как славно вышло. Немного побеседую с вашей супругой, потом разрешу вам внеочередное свидание. Пока, прошу, ступайте к себе, успокойтесь, не думайте ни о чем плохом... Кстати, я распорядился никого в вашу палату не помещать. Завтра же начнем курс лечения.

Придя в палату, Ефим не включил свет. Сел на кровать, мысленно вернулся к разговору с профессором. Разговор прервался на самом важном месте, исключительно важном для него и Нади, об их будущем ребенке... Будущем ребенке?.. Ефим похолодел: профессор дал понять ему, что ребенка не должно быть, он не должен появиться на свет.

И в сердце Ефима мгновенно перемешались отчаяние и неукротимая ненависть к бесчестному, как он считал сейчас, профессору Котляру. Ирод в белом халате, терзался он, наверняка уговаривает в эти минуты Надю отказаться от рождения ребенка. Какой же холодный, безжалостный человек, кипел Ефим.

«Опомнись! Ты не прав, - послышался ему голос вроде бы из мрака. - Ну-ка, пошевели мозгами: что за корысть доктору Котляру толкать твою жену на этот шаг, подвергать ее риску навсегда остаться бездетной?» А тогда... вообще, тогда... Ефим обеими руками больно сжал голову. Боже милосердный! Неужели он навсегда лишится радости отцовства?! Он не понял, почему вдруг вспомнился ему день тридцать первого мая 1944-ш года, прекрасный солнечный день, когда он, счастливый, шагал из госпиталя, мечтая о любви, о семье, о своих будущих детях. Внезапно вспомнил, как поразило его недавнее сообщение Наденьки об аборте у соседки Лены. Не знал, не ведал тогда, отчего так больно хлестнула его казалось бы заурядная новость. Предчувствие?

В ушах зазвучали сказанные Борисом Наумовичем с искренним сочувствием небезразличные слова: «С вашим здоровьем, при вашем положении, установке...» Нет, не враг ему добрейший профессор Котляр! Он глубоко понимает ситуацию, в которой оказался его серьезно больной пациент, неукротимый правдоискатель.

Вихрь мыслей закрутился в возбужденном мозгу Ефима. Кто виноват, что дошел он до нервного и физического истощения? Кем и за что наказан? Он вопрошал свою совесть - она была чиста: инвалид войны, толком не окрепший, не оправившийся от трех лет фронта, он безоглядно бросился в новый непримиримый, неравный бой - теперь с внутренними врагами своей Родины. Случай помог ему прозреть, он понял: в лице Козыря и Рызгалова, Цидилкина и Великановой, Мошкарова и Смирновского, многих других им подобных правдодушителей, с кем довелось вести первые, почти бесплодные бои в качестве журналиста многотиражки, ему противостоит сама политическая и административная Система, созданная по воле и под «гениальным» водительством «великого» Сталина. Грозная, могущественная, преступная, она жестко требует от стоящих у нижних ступеней иерархии безоговорочной покорности, слепого поклонения, всеобщей лжи под видом правды во славу свою... Сегал этого делать не желал, не умел! Устами Щукиной, Система порекомендовала ему пойти на компромисс: смириться, приспособиться, стать ее слугой-с его умом это пустяк сущий! Он отверг гнусное предложение, не смог пойти на сделку с совестью, со своим неукротимым геном.

Тогда Система мощно и беспощадно разделалась с посягнувшим на ее святость и неприкосновенность: олицетворяющими Систему он загнан в угол. Прикрываясь «общественными и партийными интересами», они взяли в кольцо поборника правды - и вот он без работы, значит, без куска хлеба, унижен, обобран, угодил в психиатрическую больницу!..

Так где же подлинные цари Ироды?! Кто отнимает у него последнюю радость - иметь ребенка, стать отцом?..

Погруженный в тяжкие думы, Ефим не услышал, как в палату вошла медсестра, вздрогнул от вспыхнувшего света.

-    Товарищ Сегал, - окликнула его. - Выйдите в коридор, там вас жена ждет.

Ефим вскочил с постели, в открытую дверь увидел Надю, забыл обо всем на свете, протянул к ней худые, дрожащие руки:

-    Наденька!

Они сели на диван в коридоре. С бесконечной любовью и тревогой всматривался Ефим в самое дорогое для него лицо: «курочка без мамы» показалась ему еще бледнее, озабоченнее. У него сердце упало.

-    Ты не больна, Наденька?

Она через силу улыбнулась:

-    Не беспокойся, я здорова, трудновато... Вот и все. Работа... волнения за тебя...

-    Расскажи, зачем тебя приглашал Борис Наумович? - где-то в глубине души Ефим надеялся, что рокового разговора, может быть, и не состоялось.

Вместо ответа Надя открыла хозяйственную сумку, вынула из нее несколько небольших сверточков.

-    Рассчитывала передать посылочку через сестру, а вышло так, что сама пришла.

-    За продукты спасибо, возьми-ка ты их домой, съешь сама. Мне и больничного угощения хватит. Ты не ответила на мой вопрос.

-    О чем беседовал со мной профессор? Расспрашивал подробно о тебе, как да что, в общем, обыкновенно. Ок решил сам заняться тобой, обещает за месяц-полтора поставить тебя на ноги. - Надя говорила быстрее обычного, избегая встретиться с ним глазами.