- Верно! А еще отрицаете свое ясновидение... Короче говоря, меня не поддержали. Она вздохнула. - Что ж, чему быть - того не миновать. Может быть, грядущие перемены и к лучшему? Будем считать, что им - «наверху», - она подняла руку, - видней.
- А вы уверены, что им видней? - с сомнением спросил Ефим.
- Ах, Сегал, Сегал! — рассмеялась невесело Горина. - Вы опять за свое! Узнаю коней ретивых... Что вам ответить? Я четверть века в партии, привыкла как солдат, не задумываясь, выполнять ее указания. Не обсуждать приказы, понимаете?
Ефим понял: большего она сейчас или не может, или не расположена говорить. И со вздохом промолвил:
- Съедят меня теперь с потрохами Великанова да Дубова.
- Дубова? - удивилась Зоя Александровна. - Почему Дубова?
Ефим вкратце рассказал о том, как посадил сегодня Дубову в лужу.
- Очень прискорбно! Мало у вас недругов, нажили еще одного, и какого! Дубова не из тех, кто прощает обиды. Я и пришла сюда затем, чтобы предупредить вас быть осмотрительнее, осторожнее. Как ни горько, остается уповать на лучшее. - Горина глянула на свои простенькие наручные часы. - Поздно, пора домой.
У станции метро они попрощались.
- До свидания, мой друг, не говорю «прощайте», а «до свидания!»» - тепло сказала Зоя Александровна. - Я позвоню вам в редакцию. Или вы позвоните мне домой, - она назвала номер телефона.
Долго стоял Ефим на том месте, где расстался с Гориной. На душе было муторно. С уходом Зои Александровны образовалась в нем, вокруг него невосполнимая пустота. Он медленно побрел в общежитие.
Глава двадцать первая
Встреча с Крошкиной после неприятной загородной истории прошла, вопреки ожиданию, тихо и гладко. Тиночка сама напомнила о задании, которое предстояло выполнить сообща.
- Я рада с тобой поработать, - сказала она дружелюбно, - у тебя есть чему поучиться.
Трудились дня четыре, по несколько часов в день. Очерк о солдатах тыла писал Ефим. Тина сидела рядышком и время от времени, как бы невзначай, близко прижималась к нему. Он осторожно отодвигался, а она словно заигрывая, снова и снова придвигалась к нему поближе.
«Что ей от меня нужно? Сколько еще будет продолжаться эта игра без правил?» — к удивлению для самого себя, без раздражения на Тину, думал Ефим. Ведь тогда, в доме отдыха, он твердо решил: с Крошкиной покончено навсегда. И что же? Опять она обволакивает его своей магической паутинкой. А он, необъяснимо почему, не противится, так, слегка защищается от ее заигрываний и, заглянув в себя, обнаруживает: все еще нравится ему Тина, его клятва навсегда с ней покончить улетучивается Бог весть куда...
В один из дней, когда они возвращались с завода, Тиночка так, между прочим, предложила:
- Давай сегодня вечером поработаем у меня дома. А позже поиграю на пианино, я ведь, знаешь, брала уроки у Брюшкова. Сыграю Шопена, Бетховена, Шумана. Идет?
«Вот те на! - удивился Ефим, - опять тянет к себе домой!» Первая мысль была отказаться от приглашения, работать можно и в редакции, и в парткабинете. Но наперекор доводам рассудка, веря, что им руководит лишь горячее желание послушать в хорошем исполнении любимую музыку, он согласился.
... Вечером Ефим снова очутился в знакомом особнячке. Мать Алевтины встретила его вежливо, но прохладно. Папа дома отсутствовал. Ефим осмотрелся и отметил про себя: в это посещение и обстановка в доме уже не казалась изысканной, и потолки пониже, и окна поуже...
- Мамуля, - попросила Тина, — вскипяти попозже самоварчик. К тому времени и папочка придет, вместе и почаевничаем.
Она пригласила Ефима в свою комнату.
- Посиди, я сейчас.
Он опустился на мягкое кресло. От нечего делать устремил глаза на две прикрепленные к стене картины. И вдруг его взгляд остановился на вправленном в резную рамку фотопортрете молодого мужчины. Из рамки самодовольно и свысока смотрел на него Константин Иванович - Тиночкин ухажер и обожатель. Его самоуверенный взгляд обжег Ефима, почудилось: Константин Иванович насмешливо улыбнулся и укорил: «Голуба! Зачем ты сюда явился? Экий недогадливый...».
Вернулась Тина, успевшая переодеться. В голубом шелковом облегающем коротком платье она сошла бы за девчонку, если бы не лицо тридцатилетней женщины.
- Аврал, Ефим Моисеевич! За работу! - защебетала она, доставая из стола стопку чистой бумаги.
Не работать хотелось сейчас Ефиму - уйти скорее отсюда! «На кой дьявол приперся, балда! - ругал он себя. - Поманила тебя Алевтина пальчиком - и ты уж тут как тут... Вот и получай, что заслужил!»
- Ты совсем меня не слушаешь! - Тина глядела на него вопросительно. - Какая муха тебя укусила?
- Овод! - буркнул он раздраженно. - Пустяки, начнем писать.
Но работа не клеилась. Ефим все время чувствовал на себе высокомерный, насмешливый взгляд Константина Ивановича - взгляд победителя!
- Что с тобой сегодня? - допытывалась Тина и еще больше выводила его из себя.
- Тиночка, папочка пришел, самовар на столе, ждем вас, пожалуйста!
Приглашение пришлось как нельзя кстати. Ефим быстро собрал листы бумаги, сложил вчетверо, пихнул в карман пиджака.