Ефим Сегал, контуженый сержант (СИ)

Гапченко криво улыбнулся, покачал головой, помрачнел.

-    Беда с тобой, Сегал, ей-богу! - в голосе редактора послышались раздражение и досада. - Неймется тебе! Мы ведь твердо договорились с тобой: пока критических материалов я от тебя не жду. Так нет же! Не доставало нам еще истории с домом отдыха! - Гапченко сжал пальцами лоб, долго молчал. Потом спросил: - Ты все там выяснил? Достоверно? Или так, поверхностные наблюдения взвинтили эмоции?.. Ты говорил о рабочих, твоих соседях по комнате. Так вот, есть мыслишка. Возвращайся туда. Напиши корреспонденцию обстоятельную, с фактами, фамилиями, именами, как полагается. Постарайся заручиться подписями тех двух рабочих, это очень важно, сам понимаешь. Торопиться с публикацией не будем. Попросим завком разобраться на месте. Так и для тебя, и для газеты лучше будет.

-    Все это верно, согласен... Но от завкома проверкой сигнала наверняка займется Лисичкина. А у нее от тягот военного времени глаза давно жиром заплыли. Небось и она в доме отдыха недурственно пасется. Ждать от нее объективности?

-    Ладно, может ты и прав. Сделай пока так, как я сказал. Авось найдем разумный выход. По административной линии это зотчина товарища Козыря? Верно?

Перед возвращением в дом отдыха Ефим позвонил Гориной на работу.

-    Рада вас слышать, Ефим Моисеевич, что у вас новенького, хорошего? Как здоровье? - зазвучал в трубке дорогой ему голос.

Ефим вкратце рассказал о своих делах, не утаил намерения пощипать как следует жуликов из заводского дома отдыха.

-    Снова вы за свое. Мы же с вами договорились: поменьше конфликтов, неуемный вы человек! Хватит, честное слово! - в сердцах выговаривала ему Горина. Но после небольшой паузы примирительно добавила: - Я понимаю вас... И все-таки, остерегайтесь! Будьте осмотрительны! Гапченко прав.

Разговор с Гориной ободрил Ефима. Он вернулся в дом отдыха с хорошим настроением и тут же написал небольшую корреспонденцию. Кузнец и токарь прочли ее, но ставить свои подписи почему-то не торопились.

-    Чего вы боитесь? - спрашивал Ефим. - Я ведь подписал первым, видите?

-    Печатать ее будут? - полюбопытствовал кузнец.

-    Не сразу, не сразу, - успокоил Ефим, - после тщательной проверки. Скорее всего, ее вообще не напечатают, примут меры без публикации.

-    Если так, я подписываю.

- И я.

Они аккуратно вывели свои фамилии. Ефим облегченно вздохнул.

-    Да, чуть не забыл вас предупредить. Вы солидные люди, не болтуны, конечно, однако прошу вас о нашей затее никому ни слова. Невзначай проговоритесь кому-ни-будь, тот - другому, другой - третьему. Спугнем мошенников, а они быстренько концы в воду.

-    За кого вы нас принимаете? - обиделись рабкоры поневоле.

-    Извините, но это необходимость.

-    Ладно уж. Понимаем.

В канун воскресенья пищеблок отличился особо. Отдыхающие ушли из столовой несолоно хлебавши. Ворчали, поругивали с оглядкой поваров, утешали друг друга:

-    Ничего, скоро уедем отсюда, не стоит зря нервы дергать.

Кузнец, токарь и Ефим, сидевшие за одним столом, тоже отодвинули тарелки.

-    Не горюйте, ребята! Будем сыты. Маша накормит, - загадочно произнес кузнец. - Чего смотрите? Удивляться будете потом. Ступайте в комнату, я живо!

Скоро кузнец появился с небольшой кошелкой в руках и словно фокусник, извлек из нее две кастрюльки, поставил их на стол, торжественно заявил:

-    Подарок от уважаемой Марьи Петровны!

-    От какой Марьи Петровны! - почти в один голос просили Ефим и токарь.

-    Да наша, деревенская. Поваром здесь работает. Не хотелось мне с ней вязаться... срамно! А что поделаешь? Голод - не тетка! Ла-адно! Не жмите плечами! Дело сделано. Баланду брать не стал. А от тушеного мяса с гречневой кашей не отказался - грех! Тарелок нет - не надо, из общей посудины цеплять будем. Ложки и хлеб я захватил. Федя, ты вроде заначил поллитровку? Ну-ка, мечи ее на стол! Пировать будем!

Каша жирнющая, вкусная. На мясо повариха не поскупилась. Граненый стаканчик водки утроил аппетит. Но Ефим проглотил две-три ложки, больше не стал.

-    Чего ж это вы? - удивился кузнец - Вкуснота!

-    В душу не лезет ворованное.

Кузнец, отложив ложку в сторону, с обидой сказал:

- Я, товарищ Сегал, не воровал. Мне все это собственноручно дала Марья Петровна.

-    Но она-то, ваша Марья Петровна, продукты украла у отдыхающих, - укоризненно заметил Ефим. - Выходит, и мы приобщились к жуликам.