Ефим Сегал, контуженый сержант

О чем, березка юная,

В ответ шумишь листвой?

Он вроде бы ровесник твой,

Как раз тебе под стать,

И завлекает песнями За облака слетать.

Но ветру верить можно ли?

Он парень озорной,

Гарцует меж березами,

То к этой, то к другой.

И ты, зеленокудрая,

Упрямо смотришь ввысь.

Такое целомудрие,

Хоть в пояс поклонись.

– Светлое стихотворение, – сказала, немного подумав, Надя, – как будто оно не о деревце, а об очень чистенькой девушке.

– О вас… Оно ваше… Разрешите подарить его вам…

вместе с моим сердцем, – сорвалось с его языка.

Надя испуганно, пристально посмотрела на него. Глаза ее спросили: «Что означает – вместе с моим сердцем?»

Ефим понял ее немой вопрос, но ничего не ответил, хотя момент для признания в любви был более чем походящий. Зеленая тишина парка, тускло освещенная лучами заходящего солнца, ароматный, чуть движимый ветерком воздух, – это и еще что-то всесильное, необъяснимое должно было заставить его говорить, говорить, а ее, затаив дыхание, – слушать. Но он молчал.

…Они вышли из парка, когда уже сгустились поздние майские сумерки. Уродливым видением возник перед ними силуэт барака – Надиного общежития.

– Вот мы и дома, – сказала Надя и поправилась: – То есть, я дома. До свидания, Ефим. Не забудьте принести обещанную «Березку».

О, как не хотелось ему расставаться с Надей! Но он и не смел, и не думал набиваться к ней в гости.

– До свидания, – вымолвил устало, с досадой: снова не сказал ей самого главного, вот мучение! Когда же, он осмелится наконец? В следующий раз? А когда он будет?

– Знаете что, – словно что-то вспомнив, – сказала вдруг Надя, – если хотите, зайдите ко мне. Девушки на работе, поболтаем, перекусим. Я очень проголодалась. А вы?

– Как волк зимой, – возликовал Ефим, и куда девались его усталость, досада! Он схватил Надю за руку. – Просто, замечательно! Спасибо!

Она удивилась.

– За что?

– Не спрашивайте. Мне так не хотелось уходить от вас… Я проголодался, как волк зимой, – повторил Ефим не очень оригинальное сравнение, пытаясь скрыть овладевшую им радость – побыть с ней еще часок-другой.

Надя отперла замок, открыла дверь, включила свет. Ефим замешкался на пороге. Снова поразила его скудность, неприглядность этого жилища. Среди отталкивающего убожества Надя выглядела цветком, невесть как очутившимся здесь, неярким, но прелестным своей нежностью. Не спрашивая, хочет она слушать или не хочет, едва переступив порог комнаты, он начал декламировать. Надя слушала с улыбкой, внезапно покраснев, опустив глаза.

…В саду, у прогнившей ограды,

Вырос чудесный цветок,

И дышит легкой прохладой Каждый его лепесток.

Ни ливни, ни выстрелы града Его истребить не смогли.

Цветок распустился как радость,

Как символ бессмертья земли.

– Вы сегодня поэтично настроены, – с напускной игривостью сказала она, – трогательная миниатюра… Это тоже ваша?

– Давно написал, а вспомнил сейчас.

Ефим волновался. Как бывает часто, волнение одного человека мгновенно передается другому. Но если Ефим знал причину своего состояния, то Надя, испытывая необъяснимое беспокойство, спрашивала себя: «Что со мной? В чем дело?» Она пригласила его сесть, сунула какую-то книжечку в мягкой обложке. «А. И. Куприн. Гранатовый браслет», – прочел он.

– Вы, конечно, читали?.. Почитайте еще разочек. Стоит… А я приготовлю поесть. – Она достала из тумбочки несколько свертков и отправилась на кухню.

Лет восемь назад Ефим читал «Гранатовый браслет». Тогда повесть не произвела на него сильного впечатления. Для молодого человека, выросшего в новом послереволюционном обществе, моральные устои которого порой были не безупречны, отношения между мужчиной и женщиной – опрощены, повесть была не совсем понятна, казалась старомодной, пожалуй, надуманной, но теперь… Глаза быстро побежали по строчкам. Драматическая и поэтическая история беззаветной, безответной любви скромного чиновника к блистательной княгине захватила его так, что он не заметил прихода Нади со сковородкой, издававшей дразнящий запах, в одной руке, с большим чайником – в другой.

– Ну, как? – спросила она, ставя ужин на стол. – Впрочем, обсудим после. Сначала давайте поедим.

Незатейливые яства были уничтожены молниеносно, чаепитие тоже не затянулось. Надя убрала посуду со стола, протерла клеенку, сбросила с ног свои громоздкие тупоносые туфли, забралась на постель, поджала под себя ноги, облокотилась на подушку… Бфим залюбовался ее непринужденной грациозной позой.

– Так успели вы дочитать «Гранатовый браслет»? – спросила она, перехватив выразительный взгляд Ефима.