Ефим Сегал, контуженый сержант

– Еще как! – выпалил Ефим.

– Если «еще как»… – она немножко подумала, – приходите послезавтра, часикам к семи, к главному входу в наш парк.

До назначенного свидания оставалось чуть больше пятидесяти часов. Вроде бы совсем немного, но для Ефима – целая вечность. Сам не зная почему, ждал он от предстоящей встречи чего-то решающего, главного для них обоих.

Откуда взялось такое предчувствие? Вероятно, из трижды загадочных глубин или высот, не доступных ни самому зоркому глазу, ни самому чуткому уху – ощутил шестым чувством. Что за шестое чувство? Где находится? – одному Богу известно.

Если рассуждать здраво, у Ефима были основания считать предстоящую встречу с Надей неким поворотным моментом в их отношениях. Да, он не сможет в должной лирико-драматической форме, коленопреклоненным, со слезами на глазах, сделать ей предложение. Но стать его женой он ее непременно попросит. Ответит ли она согласием? Не уверен. Ведь их немедленный брак – сумасшествие со всех сторон. В том Ефим отдавал себе полный отчет, а противиться овладевшему им чувству не мог.

А Надя? Не слепо влюбленная, слава Богу, не контуженая, не потерявшая способность трезво мыслить, она мгновенно осознает всю нелепость затеваемого им брака.

И все же он надеялся. Иначе не мог.

…Наконец-то наступил немыслимо далекий для Ефима день свидания. Был этот день таким же теплым, безветренным, голубым и солнцеобильным, как и тот, позавчерашний. Еле дождавшись шести часов, Ефим торопливо направился к месту встречи. Часы над главным входом в парк показывали половину седьмого. «Фу, дьявол, как еще долго ждать», – сетовал он, прохаживаясь взад, вперед, следя, как медленно, неохотно прыгает минутная стрелка с деления на деление. Поглядывал то в ту, то в другую сторону: не появится ли Надя. И – о, радость! Еще минут за пятнадцать до назначенного времени заметил вдали идущую по липовой аллее стройную девушку с портфельчиком в руке. Она! Она! Он отличил бы ее от тысячи других, похожих на нее, по только ей присущей горделивой походке, грациозной – от Бога: ее никогда никто этому не обучал, конечно…

Через минуту-другую он был рядом с ней.

– О, вы уже здесь, – не удивилась она. – Поздравьте меня: еще один экзамен с плеч долой.

– Вы, Наденька, представить себе не можете, как я соскучился по вас! – Его дрожащий голос, возбужденное лицо, блестящие глаза выдавали сильное волнение.

Она и сама, вроде бы без всякого повода, заволновалась. Усилием воли овладела собой, открыла портфельчик, достала зачетку, протянула Ефиму:

– Глядите, – сказал с гордостью, – одни пятерки!

– Молодцом, – похвалил Ефим, невидяще затянув в зачетку. – Действительно, одни пятерки. Как вам это удается?

– А я и в школе была отличницей, можно сказать, вундеркиндом озерковского масштаба, – заметила Надя без всякого хвастовства, как говорят о самом обыденном.

Ефим забрал у нее портфель и, взявшись за руки, они вошли в парк.

– Мои учителя, – рассказывала Надя, – пророчили мне необыкновенное будущее, мечтали видеть меня известным ученым, при чем каждый в своей области знаний. Математик был уверен, что мой путь – в точные науки, физик усмотрел во мне задатки исследователя… Ну и прочие в том же духе. А жизнь, – вздохнула она, – жизнь распорядилась по-своему. Не успела я и года проучиться в МГУ – война. Затем мобилизация на оборонный завод. Три года назад я поступила на заочное отделение пединститута. Готовлюсь к тому, о чем никогда в своей гордыне не помышляла: стать учителем русского языка и литературы. Возможно, продолжу работу в печати. Как говорится, неисповедимы пути Господни, – усмехнулась грустно.

«Вот именно, неисповедимы пути Господни», – подумал Ефим, не без тревоги слушая Надю. Не окажется ли он причиной крушения ее последней надежды? «Опять ты сам себя грызешь, – разозлился он. – А ну вас ко всем чертям, сомнения-колебания, так и с ума сойти недолго!» Нет у него больше сил рваться на части. Рядом Надя, которую он любит без памяти. Небо над ним – без единого облачка, есть молодость, полная дерзких стремлений, жаждущая любви. Сию минуту он скажет ей неизбежное, решающее.

– Надя, Наденька! – крикнул он громко, взволнованно.

Она посмотрела удивленно, вопросительно.

«Я люблю вас, Надя, будьте моей женой», – рвались наружу заветные слова… А он, хоть убей, не мог их произнести. Глотнув, словно задыхаясь, воздух, снова крикнул:

– Надя! – И тише: – Какой сегодня прекрасный день. Посмотрите вон на ту березку, легкую, красивую, целомудренную… «Как вы Надя», – хотел сказать и запнулся.

– Березка? – переспросила она, глядя на молодое деревцо. – Чудесная березка! Если бы я умела писать стихи, обязательно сочинила бы что-то о березах. Недавно попалось мне на глаза стихотворение о березке. – Она назвала известного поэта. – Ничего… но мне показалось слишком рассудительно… Вы читали? Права я, как думаете?

– Безусловно. По-моему, поэзия – язык сердца, язык души. Рассудительность – яд для поэзии, так я думаю… Хотите, я вам прочту стихотворение о березке?

– Ваше?

Ефим не ответил и начал читать:

Веселый ветер струнами Играет над тобой.