Ефим Сегал, контуженый сержант

– Вы хотели сказать: «но не так нежданно-негаданно»?

– Да, наверно… – она положила на тумбочку дерматиновый портфельчик. – Садитесь… Я отлучусь на минуточку: умоюсь, заодно принесу кипяток.

– А вы, оказывается, студентка, – сказал Ефим, когда Надя вернулась. – Почему же никогда об этом не говорили?

– Да так… Случая не было, – уклончиво ответила она, садясь за стол напротив Ефима.

Он всматривался в ее лицо, миловидное, немного утомленное. Глаза вроде бы стали поспокойнее, лишь временами проступала в них грусть. Или обида?

– Я шел мимо, – соврал он, – дай, думаю, по пути загляну на минуточку к Наде. Что-то она совсем запропала. Я сейчас уйду. Мне надо…

Она мгновенно уловила фальшь.

– Полно вам, пришли и хорошо. Гапченко подбросил мне заданьице, будь оно неладно, замучилась. И учеба тянет, предпоследний курс… Ладно, давайте пить чай!

Он обрадовался:

– С удовольствием! Если разрешите, я побуду еще немного… А у нас в редакции новость: Гапченко уходит в МВД. Так что бросьте эту группу штампов. Будет новое начальство, новые планы… Я как ответственный секретарь, – сказал он с шутливой важностью, – освобождаю вас от задания.

– Серьезно? Вот спасибо! Прямо гора с плеч! А что это Гапченко вздумал переместиться в органы?

– Причина самая банальная: «Рыбка ищет, где поглубже…» Вы о нем, надеюсь, не скучаете?

…Обещание «побыть еще немного» растянулось до полуночи. Сперва Надя угостила Ефима разогретой поджаренной картошкой, сладким чаем вприкуску с булочкой. Бедненький ужин, а был для Ефима куда как вкусен и приятен: ведь состоялся он впервые у Нади, вместе с Надей. Они много говорили, и к концу скромной совместной трапезы взгляд Нади, как показалось Ефиму, стал приветливее и теплее. Но сразу же изменился, когда невзначай разговор коснулся Андрея.

– Никак не успокоюсь, – проговорила она упавшим голосом. – Одно с другим не вяжется… Неужели он такой легковесный человек?

«Крепко же, однако, он засел в ее сердце», – с досадой подумал Ефим и решил поговорить о чем-нибудь другом.

– Вы, я заметил, подружились с Алевтиной? Что скажете о ней?

– Странный вопрос, – улыбнулась Надя, – вам лучше ее знать. Анфиса Павловна мне рассказала, что вы одно время усердно волочились за Алевтиной, влюблены в нее до сих пор, не прочь предложить ей руку и сердце. – Она с любопытством, чуть насмешливо глянула на него. Надя не имела ни малейшего представления о его мужской порядочности, поддерживая ни к чему не обязывающую беседу, недоумевала: если влюблен в Алевтину, зачем пожаловал ко мне? По-товарищески, по-дружески?.. Нет, я не слепая, его выразительные глаза одаривают меня вовсе не товарищескими взглядами. Неужели он в общении с женщинами дрянь?.. Ну, дорогой, здесь у тебя ничего не выйдет: с чем пришел, с тем и отправишься восвояси.

А Ефим, если еще минуту назад и прикидывал, стоит или не стоит продолжать затеянный разговор, теперь, прослеживая, как ему казалось, Надины мысли, ухватился за подходящий случай объяснить ей свое подлинное отношение к Алевтине. И защитить перед Надей свою репутацию.

– Знаете, как-то я, возвратясь от Крошкиной, написал стихотворение. Вот, послушайте. Это будет ответом на ваш вопрос и… – он погрозил ей пальцем, – на ваши тайные мысли. И не пытайтесь их прятать от меня.

Надя мгновенно сообразила, куда Ефим метнул камушек. В глазах ее мелькнула растерянность, легкий испуг, как у девочки, которую мама застала у буфета за кражей сладостей. Ефим рассмеялся.

– Так слушайте.

Напрасно тебя я тяну Идти по пути со мной.

Ты влюблена в тишину,

В белку под стройной сосной.

Жизнь – серебряный круг,

Благодать и покой.

Снится тебе супруг,

Комнатный и ручной.

Я не такой души.

Я от тебя уйду.

Смогу эту боль задушить,

Один одолею беду.

Ефим кончил читать и с тревогой смотрел: поняла ли она его, как он хотел, как ему необходимо? Взгляд Нади красноречиво ответил: поняла.

Ей открылось, что явился сюда Ефим не «по пути», не «на огонек»… Свет и тепло, что излучают его темные от длинных ресниц глаза, адресованы ей, вызваны ею… Она почувствовала неловкость, смутилась.

– Теперь я… – начала она и не успела договорить. Дверь открылась, шумно вошли три девицы, Надины соседки, вернувшиеся с вечерней смены.

– Добрый вечер! Здравствуйте! – заговорили они наперебой. – У тебя, Надька, кавалер! Мы его знаем, он у тебя был…

Надя спохватилась.

– Ой, как мы с вами засиделись, Ефим,

– Да-да, в самом деле, – он заторопился уходить.

Надя немножко проводила его, заспешила домой – поздно. Ему очень хотелось, чтобы она оглянулась, он даже загадал… Очевидно, почувствовав его пристальный взгляд, она слегка повернулась, помахала рукой.

В эту тихую майскую ночь ни Ефим, ни Надя не сомкнули глаз. Он думал о ней, пытался разобраться, что происходит с ним, отчего Надя, наверняка о том и не помышляя, овладела всем его существом.