Ефим Сегал, контуженый сержант

Столица встретила их сплошной облачностью, не по времени – всего-то начало сентября – холодным, беспрерывно моросящим дождем. После ясных солнечных дней среди красот подмосковной природы, барачный край под серым небом показался им удручающе мрачным.

Надя сразу же принялась за уборку комнаты: за долгие дни их отсутствия на всем лежал слой пыли, оконные стекла – в грязных подтеках. Ефим принес два ведра воды из водоразборной колонки, сходил за хлебом в ближайшую булочную.

– Сахар не купил, Надюша, – извиняющимся тоном сказал он, – денег осталось только…

Надя устало присела на стул посреди преображенной ее руками комнаты. Сквозь промытые стекла окна заструились лучи вырвавшегося, наконец, из облачного плена солнца.

– Ой, солнышко, – обрадовалась она. – Ладно, не горюй. Мама предусмотрительно налила нам с собой две бутылки козьего молока, молодую картошку мы тоже прихватили. Наварим картошки, запьем молочком со свежим московским хлебушком и – на боковую!.. Я что-то так утомилась. С дороги, что ли, или навозилась с уборкой? Выспимся, отдохнем хорошенько, как говорится, утро вечера мудренее.

И наступило оно, то самое утро. Мудри, не мудри, а денег взять негде.

– Может быть, сдадим желудки в ломбард, – с иронией предложила Надя, – а после получки выкупим.

– В ломбард? – серьезно переспросил Ефим.

– Ну да, в ломбард, – рассмеялась Надя.

– Погоди, погоди, есть идея! У нас сегодня же могут быть деньги. Приличная сумма.

– Бог с тобой, откуда, да еще сегодня, да еще приличная сумма? Фантазер!

– Не фантазер. Деньги можно получить под залог в ломбарде… Не смотри на меня так, я не рехнулся. Можно заложить папины, то есть, теперь наши… твои часы.

Надя смотрела на него с ужасом.

– Ты действительно сошел с ума! Это же подарок! Кто же закладывает в ломбард подарок?!

– Постой, не кипятись. Во-первых, в ломбарде ценные вещи хранятся под семью запорами. В нашем дырявом бараке часы, чего доброго, украдут. Во-вторых, их не просто сохранят, дадут ссуду, она позволит нам перевести дух.

Минуту-другую подумав, Надя, хоть и не очень охотно, согласилась.

– Хорошо, если ты так уверен в надежности ломбарда, действуй. А все-таки как-то совестно… С другой стороны, хранить такую вещь в нашем доме и впрямь негоже… Но ты подумал, как и когда мы погасим долг в ломбарде?

– Погасим! Важно сейчас выкрутиться.

– Что ж, быть посему. – Надя достала из сумочки часы, осторожно приложила к бледнорозовому ушку золотую крышку. – Тикают, – сказала торжественно, – звонко тикают… На, – протянула часы Ефиму. – Ты когда собираешься в ломбард? Прямо сейчас? Будь осторожен, смотри не потеряй, не урони! Получишь деньги – спрячь их подальше, а то как бы не вытащили.

– Не волнуйся, все будет в порядке.

– Ну, поезжай. И я тоже кое-куда съезжу.

– Куда?

– Пока не скажу. Секрет… У тебя найдется мне рубль на дорогу?

Пожилой оценщик уважительно посмотрел на старинные часы. Поверх очков глянул на сдатчика, щелкнул языком: «Вещь!»

С чувством неловкости и радости Ефим пересчитал деньги – ссуду, спрятал поглубже в карман, как наказывала Надюша. По дороге домой купил колбасы, сахара, сливочного масла и, для Надюши, триста граммов шоколадных конфет. Богатые яства разложил на столе – чем не скатерть-самобранка?

Из своей загадочной поездки Надя вернулась часа на два позже Ефима. Она открыла дверь, увидела столько вкусного на столе, воскликнула удивленно:

– Ой, откуда это? Где ты взял деньги? Ах, да! Часы… Ты, конечно, ничего не ел без меня? Чудак!

После роскошного пиршества Надя поинтересовалась, сколько денег дали за часы.

– Немало! – воскликнула она. – Впрочем, теперь нам будет значительно легче погасить долг.

– Почему?

– Почему? – Надя озорно, интригующе посмотрела на мужа, вскочила со стула, приподняла пальцами обеих рук бока юбочки и пошла кружиться и притоптывать, напевая звонким голосом: «Барыня-барыня, сударыня-барыня!»

От удивления Ефим сначала не мог слова вымолвить, потом, не долго думая, тоже вскочил со стула и пошел вокруг Нади петушком, благо любил плясать. Потом оба плюхнулись на кровать и долго хохотали.

– Ну, слушай! И опять пляши! Я – корреспондент московского областного и городского радио. Чего ты уставился? Я не шучу, честное слово. Я только что от председателя радиокомитета. Условия хорошие, зарабатывать буду примерно раза в два больше. И работы, конечно, прибавится. Не знаю, как потяну еще и учебу…

– А как же я? – жалобно, как маленький, Ефим смотрел Наде в глаза.

– И ты, и ты со временем найдешь хорошую работу. Вот увидишь, вот увидишь, – утешала она его.

Через два дня Надя оформила перевод из заводской многотиражки в областной радиокомитет. Ефиму Щукина нахально пробасила:

– Теперь твоя очередь. Задерживать не буду.

После таких вызывающе оскорбительных слов надо было немедленно положить перед ней заявление об увольнении. Ефим так и сделал бы, если бы не ожидал ответа из городской газеты, где ему через месяц-другой обещали место в штате. Поэтому он ограничился тем, что ответил в ее тоне: