Ефим Сегал, контуженый сержант

– Стихи? – изумленно повторил тесть. – Ты разве пишешь стихи? – В его тоне отчетливо прослушивалось: «Этого еще не хватало!»

Ефим уловил неудовольствие в голосе тестя.

– Вы не любите поэзию?

– Нет, отчего же… Пушкин, Лермонтов, Некрасов… отчего же их не любить?.. И давно ты сочиняешь?

– С детства почти.

Павел Михайлович недоверчиво, по своей манере искоса из-под белесых бровей глянул на зятя, покачал головой.

– Гм… Чудеса! Что же нам Надюша ничего об этом не говорила? Не писала… А ты стихи свои когда-нибудь печатал?

– Случалось, правда, нечасто… Хотите, я прочту вам стихотворение, которое написал тогда, после прогулки к Оке?

– Ну, прочти… Любопытно.

– Стихотворение называется «Здравствуй, утро луговое!» Слушайте.

Солнце всходит над Окою Быстротечною рекой.

Хорошо идти с тобою По тропинке луговой С непокрытой головой.

А по берегу крутому Бьет упругая волна.

По простору луговому Дует ветерком весна,

Дует ветерком весна,

Треплет волосы она.

В небо ясноголубое Утки ринулись в полет.

Здравствуй, утро луговое!

День чудесный настает,

День чудесный настает,

Сердце о любви поет.

– Все? – спросил тесть, когда Ефим замолчал.

– Все.

– Я, – не сразу сказал тесть, – плохой знаток стихов. Но если сравнить твое стихотворение с пушкинским, лермонтовским, сравнение, по-моему, будет не в твою пользу. Других твоих сочинений не знаю. Может, из тебя и выйдет настоящий поэт… Впрочем, – скупо улыбнулся Павел Михайлович, – тебе за тридцать, наверно, не метишь в большие поэты?.. Поздновато. И слава Богу.

Ефим хотел было поспорить с тестем, но в этот момент они вышли на берег озера, широкого, обрамленного развесистыми кустами. Разговор у озера о поэзии стал сам по себе лишним: оно само казалось воплощением подлинной поэзии.

Тесть нарвал небольшую охапку травы, не мешкая долго, размотал удочку, наживил на крючок червяка и забросил подальше, на глубину.

А Ефим не мог оторвать взора от представшей перед ним чарующей картины, созданной единственно неповторимым живописцем – самим Господом Богом.

– Есть! Вот она! – услышал он восклицание Павла Михайловича.

Оторвав зачарованный взор от былинного пейзажа, Ефим увидел бьющегося на натянутой леске зеленоватого окунька. Ему стало жаль маленькое существо, извлеченное из родной стихии.

– Отпустите его, – сказал он, – пусть себе плавает. – И для убедительности добавил: – Да и какой с него навар!

Тесть несколько удивленно посмотрел на чудаковатого зятя, снял с крючка рыбешку, с размаху бросил в озеро.

– Доволен?.. Тогда разматывай свою удочку. Может, тебе судачок килограмма на два попадет, – сказал с насмешкой, – уж такого ты обратно в воду, наверно, не бросишь.

– Такого не брошу.

Дня за три до возвращения в Москву Ефим сочинил сказочку в стихах. Вышло это случайно. Недавно у Натальи Сергеевны, заядлой кошатницы, пропал ее любимец – кот, по кличке Рулька. Она горевала, Надя – тоже кошачья поклонница – с нею вместе. И вот, несколько дней назад, кто-то подкинул на террасу их крайнего к сосновой рощице дома крошечного, полосатого, конечно же беспородного, жалкого котенка. По окраске он походил на Рульку и этим сразу же покорил сердце Натальи Сергеевны. Понравился он и Ефиму, тоже питавшему нежность к сим четверолапым. Шли дни, котенок жил безымянным. Однажды Ефим, без всяких серьезных намерений, просто так, написал несколько строк:

Котик наш усатый,

Серый, полосатый,

Голова, как у тигренка,

Лапы, как у медвежонка.

Стали думать и гадать,

Как котенка нам назвать?

И сказал нам папа:

– Раз он косолапый,

Серенький, мохнатый,

Шустрый и пузатый,

Пусть такой котишка Назовется – Мишка.

Забавное начало. А часа через три сказочка про котишку Мишку вчерне была закончена. Вечером, за семейным чаепитием, Ефим прочел ее вслух. Реакция была такова.

Теща умилилась:

– Очень славная сказка. Молодчина, Фима. И котенку имя хорошее придумал.

Надя немножко удивилась творению мужа в новом для него жанре.

– Недурственно… Требуется подредактировать, как считаешь?

Тесть помешивал ложечкой в стакане, смотрел в раскрытое перед ним окно на зеленый дворик, всем видом показывая безразличие к происходящему за столом. Ефима это задело. «А-а! – успокоил он себя. – Павел Михайлович изрядно глуховат, может быть и не расслышал, ему простительно».

– Сказка хорошая, – вдруг авторитетно заявил тесть, по обыкновению не прямо глянув на Ефима. – Да что толку? Все равно ее не издадут. Маршаков, Чуковских хватает. Зачем еще нужен Сегал? Прав я или не прав?

– Наверно, правы, – ответил Ефим, – меня это не беспокоит. Я написал сказку не для печати, а так, как литературную забаву.

…Отпуск подошел к концу. На прощание Воронцовы сделали дочери и зятю поистине царский подарок. Павел Михайлович протянул Наде ценную вещь, существование которой в нищей семье немыслимо было и предполагать – золотые карманные часы знаменитой фирмы «Павел Буре». Надя бережно положила подарок на дно своей дамской сумочки.

Глава восьмая