Красницкий устроил на нос большие в коричневой роговой оправе очки, раскрыл Ефимову папку и начал читать. Ефим тем временем всматривался в лицо издателя. Грубоватое, худощавое, с мощным подбородком, оно скорее отталкивало, нежели привлекало. Крайне неприятным показался Ефиму большой жесткий рот под крупным крючковатым носом.
Даниил Борисович закончил читать, снял очки, улыбнулся, торжественно изрек:
– Поздравляю вас, товарищ Сегал! Говорят, первый блин – комом, но к данному случаю пословица не приложима. Ваш дебют, считайте, состоялся. – Он протянул Ефиму длинную цепкую руку.
Ефим пожал ее, недоверчиво поглядывая на издателя: не шутит ли, не разыгрывает ли?
– Это правда? – спросил, волнуясь.
– Ох, уж эти молодые авторы! Хе-хе-хе!.. Правда, Ефим Моисеевич, правда! Через три, максимум четыре месяца, ваша книжка будет на прилавках магазинов. Будет!
– Большое спасибо, Даниил Борисович, – с чувством сказал Ефим, мысленно упрекая себя за недобрые мысли о таком хорошем человеке.
– Благодарить будете потом, молодой творец, потом, – подчеркнул многозначительно издатель, – чтобы вам было известно, никакого редсовета у нас здесь нет. Тут я – един Бог! Выход книжки зависит исключительно от меня, посему можете быть уверены, что книжка и гонорар за нее у вас в кармане. Причем гонорар солидный… тысчонок под тридцать!
– Сколько?! – растерянно переспросил Ефим.
– Перестаньте меня смешить, я же сказал: примерно, тридцать тысяч… Вот чудак, право!
Домой Ефима несла могучая неведомая сила… Всего-то несколько часов назад он и помышлять не смел о такой фантастической удаче. Тридцать тысяч рублей, подумать только! Таких деньжищ у него сроду не водилось. Сказать по правде, он не был жаден до денег, не относился и к категории алчущих, стремящихся к наживе. Просто он так набедствовался, так обнищал за последние годы… Немудрено, что замаячившая в далекой перспективе финансовая удача слегка вскружила ему голову. Да это же чудо, твердил он, вырваться наконец-то из топкого болота нищеты, ощутить под ногами твердую почву материального благополучия! Они приобретут необходимую одежду, обувь, поменяют кое-что из мебели, а главное – не будут с тоской смотреть в завтрашний день! Как воспрянет духом Надя! Но она еще ничего не знает о привалившем счастье, несправедливо! Он влетел в ближайшую телефонную будку.
– Надя! Наденька! – закричал взволнованно в трубку. – У нас большая радость… Нет, нет, по телефону говорить не буду. Отпросись, приезжай пораньше домой! Скоро будешь? Отлично, пока!
Считая себя сказочно разбогатевшим, он купил по дороге домой бутылку дорогого портвейна – из подвалов Абрау Дюрсо, шоколадные конфеты, шпроты и копченую колбасу – невиданное в их доме гастрономическое великолепие! Особо праздничное!
Он нетерпеливо поглядывал в окно. С минуты на минуту Надюша должна появиться… Вот и она! Спешит, почти бежит узнать сенсационную новость.
Не выдержав, Ефим стремглав бросился ей навстречу.
– Говори, что там у тебя стряслось? – она задыхалась от бега и волнения.
– Сейчас, сейчас все узнаешь.
Одним махом взлетели они на второй этаж, Ефим распахнул дверь в комнату. Глянув на пиршественный стол, Надя замерла на пороге.
– Что это? В честь чего? – спросила она тихо, недоуменно.
– В честь сногсшибательной новости! Слушай, удивляйся, радуйся: я – автор детской книжки! Да-да! – путаясь, сбиваясь, он рассказал о необыкновенном происшествии. – Понимаешь, Наденька, пока я пробирался по захламленному двору к издателю, раза три споткнулся, подумал: быть беде. Но, как видишь! Уму непостижимо: через несколько месяцев моя сказка увидит свет! Получим кучу денег! Теперь нам черт не брат. Плевать на Щукину! Давай выпьем за удачу.
Надя почему-то не спешила поднять свою рюмочку. Рассказ мужа показался ей малоправдоподобным. С недоверием и тревогой слушала она не совсем последовательный, очень странный его монолог, с опаской глядела на лихорадочно блестевшие глаза – не заболел ли? Может быть, это последствие контузий?
– Фима, ты сказал, что Щукина уволила тебя с работы? Я не ослышалась?
– Да, она избавилась от меня по сокращению штата, уловка известная, вот, читай.
Надя прочла приказ, посерьезнела.
– Не расстраивайся, Наденька, какое это теперь имеет для нас значение? Не подвернись счастливый случай с изданием книжки, я подал бы на Щукину в суд. Меня, как инвалида войны, в два счета восстановили бы в должности.
– Ну и подавай в суд, – предложила после паузы Надя, – обязательно подавай.
– К чему? Мы скоро с тобой разбогатеем. Завтра я получу зарплату и выходное пособие. Твоя первая получка на новой работе. А там…
– Что – там? Давай рассчитывать на худшее: что если твой Даниил Борисович взял да обманул тебя?
– Обманул?! Как обманул?
– Очень просто, а вдруг?
Торжественность с лица Ефима будто ветром сдуло. Вопрос Нади разом спустил его с неба на землю. Он испугался.