Ефим Сегал, контуженый сержант

– Да, – ответил Ефим. Находясь под впечатлением недавнего происшествия, с опаской посмотрел на связанного человека. – Что с ним? Почему он так страшно кричит?

– С Губайдулиным? – переспросила сестра. – Ничего особенного, с ним такое часто случается. Профессиональное заболевание у него. Вообще-то, он мужчина тихий. У нас здесь все тихие… Оделись? Пойдемте в палату. Она махонькая, всего на две койки. Вам хорошо там будет. Парень молодой да вы. Красота! Сами увидите.

Они вошли в палату.

– Вот вам новенький сосед, Жуковский, – обратилась сестра к худощавому парню, лежащему на кровати с книгой в руках.

Парень поверх книжки глянул на Ефима, кивнул, снова углубился в чтение.

Не раздеваясь, Ефим лег на свою кровать. Две подушечки – жиденькие, рыхлые – неважный приют для больной головы. Зато матрац на пружинной сетке – вполне подходящий. Ефим огляделся. Комната метра четыре в длину, два с половиной в ширину, примерно. Лицо соседа оказалось почти рядом. Ефим залюбовался красивой массивной головой молодого человека. С виду ему – лет двадцать шесть-двадцать восемь. Темно-русые волнистые волосы, прямой нос, темные густые брови – красивое лицо. Парень снова посмотрел на Ефима, карие умные глаза блеснули на секунду, улыбнулись, опять вернулись к открытой страничке книги.

Что-то знакомое было в лице этого парня, где-то Ефим уже видел его. Где, когда – никак не мог вспомнить. Напряг память, но неизвестно почему на симпатичный облик палатного соседа стала наплывать взлохмаченная голова оравшего недавно в коридоре больного. Оглушительный звериный вопль резанул уши Ефима: «Не я!» Ефим сунул голову между подушек, верхнюю плотно прижал к уху – все зря! Крик резал слух, врывался во все его существо, сбивал дыхание.

– А-а-а! – завопил Ефим. – Уберите сумасшедшего! Заткните ему глотку!

Парень соскочил с постели, бросился к Ефиму.

– Товарищ, а товарищ! Что с вами? Кого убрать? Меня, что ли? А может, Губайдулина? Так он сейчас нем, как рыба. – Сильная рука парня весомо и вместе с тем мягко трясла плечо Ефима. – Успокойтесь. Я сейчас позову сестру, она вам укол сделает. Хорошо?

– Это ты, Наденька? – спросил Ефим, уставившись на парня невидящим взором. – Уколов мне не надо, ты же знаешь, я их терпеть не могу.

Парень сел рядом, взял его за руку.

– Да успокойтесь же. Я не Наденька. Я – Володя, ваш сосед по палате.

– Как? Разве? – изумленно спросил Ефим. – А где моя жена, моя Наденька? Она ведь только что была здесь, вот здесь, рядышком.

– Вам показалось. Может, правда пригласить врача или сестру?

– Не надо, Володя, спасибо, – сказал устало Ефим. – Понимаете, нервишки у меня сдали. Две контузии для одной головы – неважный подарок. Я орал, наверно? Напугал вас?

Володя улыбнулся:

– Ни капельки. За восемь месяцев в этой кутузке я не такого насмотрелся и наслышался. Для меня даже истерические вопли Губайдулина звучат канареечной трелью… Простите, ваше имя?

– Ефим Моисеевич.

– Хотите, Ефим Моисеевич, – весело предложил Володя, – конфет пожевать? Настоящие шоколадные – «мишки», жена в воскресенье принесла. – Он достал кулечек из тумбочки, высыпал содержимое на одеяло. – Жуйте! Ей-богу, недурственно!

Развернув конфетку, Володя крепкими белыми зубами откусил половину, вторую протянул Ефиму.

– Съешьте, будем кунаками. Мы, наверно, одногодки? Мне двадцать девятый. А вам?

– Тридцать четвертый.

– Дистанция невелика. Один переход на коне, – рассмеялся он.

И Ефим сразу вспомнил, на кого похож его симпатичный сосед. Да на Григория Мелехова из кинофильма «Тихий Дон», точнее, на артиста, сыгравшего роль Мелехова.

– Да, есть сходство, – подтвердил Володя, – и я в самом деле сын и внук казачий. Только я родом не из Вешенской, а из другой станицы Придонья. А вы, Ефим, наблюдательный!

– Профессия… – Растаявшая во рту конфета вызвала приятное чувство, у Ефима вроде бы и состояние улучшилось, и настроение поднялось. Сосед по палате ему все больше и больше нравился. Но тщетно искал в нем Ефим хоть малейшие внутренние или внешние проявления психического нездоровья. Невозмутимый, уравновешенный, внешне – здоровяк. Лечится восемь месяцев… Что с ним? Может быть, что-то в прошлом? Спросить, как он очутился в этом учреждении – постеснялся. «Подожду, времени впереди много. Поживем – разберемся».

Внезапно за дверьми палаты опять раздался страшный, отчаянный крик.

– Орет? – вздрогнул Ефим. – Или мне почудилось?

Нет, на этот раз точно, Губайдулин. Очередной приступ истерии. Что-то сегодня зачастил.

– Что с ним? Ни с того ни с сего так неистово вопить?

– Ни с того ни с сего? – Володя выразительно покачал красивой головой. – Без причины таких вывихов в мозгу не случается. Губайдулин – палач. И палачи иногда плохо кончают.

– Что значит – палач?! Не понимаю…

Володя иронически улыбнулся.