Эфир. Сборник (СИ)

- Что тебе, Иван? – светлые глаза улыбнулись, по-старчески понимающе.

- А Машу можно?

- Можно или нельзя, это ты Машу спрашивай, а не меня, - засмеялась, - Машенька, - в сторону квартиры, уже смотря, как на пороге возникает Маша, в тонком трикотажном платьице, коротком, демонстрирующим стройные ножки и волнующие его формы, настолько волнующие, что он зажмурил глаза и отошёл в сторону лестницы.

- Ваня?

- Я подумал, может нам сходить куда-нибудь? – нашёлся почти сразу, тем не менее, пробегая глазами по телу, так беспардонно выставленному благодаря целомудренному домашнему платьицу, ставшему маловатым, но ещё пригодным, чтобы ходить по квартире.

- Хорошо.

Они встречались, он слушал её рассказы, любовался Машей и целовал её при каждом удобном и неудобном случае, прижимая к себе мягкое, податливое девичье тело. Вряд ли она не понимала, что делала с ним, когда тёрлась животом о его пах и отвечала на его поцелуи, путая маленькие пальцы в его русых, густых волосах.

Он привёл её домой, практически сгорая от нетерпения, не питая особых надежд, понимая, что в чужом доме она не сможет… Но жажда обладания перекрывала здравый смысл. Их поцелуи становились почти неконтролируемыми, а когда он снял с неё бюстгальтер, совсем простой, без кружевных изысков, всё его существо, разум и волю поглотило желание. Округлая грудь с темными сосками призывала его, практически приказывала взять Машу, прям тут, на диване, и, казалось, Маша не возражала. Она отвечала на его ласки, как только могла и умела, не стесняясь, без жеманства. Его рука уже нырнула под трикотажные маленькие трусики, пробегая по кудряшкам волос, когда они услышали пронзительное.

- Вооооон! Вон из моего дома, шалава!

Ваня пытался урезонить мать, сказать ей что-то, объяснить, что любит эту девушку, что он первый мужчина в её жизни, а будь он сто первым – это не имело бы для него значения. Он любит Машу, любит.

Но мать кричала прямо в пунцовые щеки девушки, что она совратила её мальчика, что она развратная девка, которой место в борделе, а не на её диване. Его девушка, его личный лучик света с пунцовыми щеками, совратила его, почти двадцатиоднолетнего мужчину, за плечами которого уже был опыт с женщинами, как правило, старше его. Он ощущал себя взрослым, опытным мужчиной рядом с Машей, но его мать не хотела ничего видеть или знать. Она кричала, пока девушка быстро выбегала из их квартиры, а за ней и Ваня.

Они молча, она плача, дошли до квартиры Маши, маленькой двушки, где она жила с бабушкой, и прошли на кухню.

- Анастасия Михайловна, - просто сказал Ваня, - я бы хотел жить тут, с Машей, а когда ей исполнится восемнадцать, через месяц, мы сразу подадим заявление.

- Вы не торопитесь? – она смотрела на заплаканную внучку и пальцы парня, который нервно крутил сигарету, пока не сломал её, и достал следующую, чтобы и её постигла та же участь.

- Нет, - ответил твёрдо, - вы можете не переживать, до восемнадцатилетия  у нас ничего не будет.

- Ну, это уж не моё дело, как решите, - ответила бабушка, - раз уж пришли жить, давайте начнём с ужина, что ли, - и улыбнулась.

Стены в двушке были словно из картона, они слышали бабушкино сопение за стеной, понимая, что она так же слышит их. Маша отвечала на поцелуи и ласки, но дальше этого не шла, а он не торопил, не хотел делать это на скрипучей кровати, со свидетелями за стеной. Перед глазами стояла мать, которая пришла через день и кричала, угрожая и извергая ненависть к его Маше. Он хотел забыть всё, и, главное, чтобы Маша забыла.

- Знаешь, я так счастлива, - прошептала Маша ему, думая, что бабушка не услышит, стоя у плиты.

- Вот и хорошо, - отозвалась Анастасия Михайловна, - давайте выпьем, у нас два повода, - подмигнула.

Через три дня после восемнадцатилетия, они подали заявление и выбрали дату свадьбы, решив, что торжество будет скромным. Сбережений было немного, подработка у Вани малооплачиваемая, пенсия бабушки, да зарплата Маши. Он порывался бросить институт, было невыносимо стыдно «сидеть на шее» его девушки и её бабушки, но Анастасия Михайловна сказала твёрдо:

- Не выдумывай, жизнь не завтра кончается, институт у тебя хороший, профессия престижная, даст бог, устроишься потом удачно, а пока и перетерпеть можно.

Немного выпив, Маша раскраснелась и счастливо поглядывала на Ваню, улыбаясь ему, иногда утыкаясь губами в плечо в рубашке, целуя незаметно ткань, отчего сердце его останавливалось, и желание пробегало по телу.

- Так дети мои, - вдруг сказала бабушка, - вы теперь взрослые, сами справитесь, а я, пожалуй, съезжу в отпуск.

- Как? Куда? – сыпала вопросами Маша.

- В Белгородскую.

- Зачем?

- Милая моя, сколько я в родных краях не была, ты поезда всегда плохо переносила, пора уже и проведать. Родных своих, тёток да братьёв, могилам поклониться, одноклассников увидеть… Деньги я давно откладывала, и на свадьбу хватит, да и вам вдвоём остаться не помешало бы.