Эфиррия

– Довольно, – вскинул руку, обрывая секретаря. – Подготовь мне документы. После нашего развода отписать трэе Эвелине имение, в котором она сейчас проживает. Также назначить финансовое содержание в двадцать тысяч залудней в год, – диктовал Кристэн, старательно отбрасывая, глуша свои эмоции.

Секретарь, услышав сумму вскинул удивлённо бровь. Прокашлялся, прежде чем уточнить:

– А если ваша, на тот момент уже бывшая супруга вновь соберется замуж, финансирование урезать?

Кристэн услышав вопрос, дёрнулся всем телом, что не ускользнуло от цепкого взгляда секретаря.

– Урезать, – процедил Кристэн. Сжал кулаки, протяжно выдохнул и, прикрыв глаза, махнул рукой: – В общем, сам… набросай все варианты – что положено отписывать… бывшей супруге в подобных случаях, – устало велел помощнику.

А дальше завертелась круговерть, которая мелькала вокруг Кристэна, но не затрагивала ни его эмоций, ни его внимания.

Весть о скорой свадьбе одного из самых одарённых и родовитых женихов мигом облетела не только их королевство, но и близлежащие. Подготовка к торжеству шла полным ходом, когда Кристэн сорвался в служебную поездку. Именно там – в отдалённом от столицы городке он, выпивая с другом, услышал от него:

– Тебе действительно всё равно на ком жениться? Ты хоть знаешь, что твою будущую жену с малых лет воспитывала Вигдис?

– Я знал… вернее мать сказала, что девчонка из рода Мадиан. Честно говоря – я даже не интересовался её прошлым. Откуда такие сведения? – посмурнел Кристэн, на что Айгвард хмыкнул:

– В отличие от тебя самого, мне не безразлична твоя судьба. Хотя, если бы ты даже проявил любопытство, то всё равно не раскопал этих данных. Девчонка росла далеко от столицы и с момента рождения род Мадиан скрывал её дар, да и вообще существование. Вигдис переходит все границы, выводя как подопытный материал одарённых.

– Но король при этом закрывает глаза на её исследования, – мрачно отозвался Кристэн.

– Конечно, – кивнул Айгвард. – Короне выгодно иметь как можно больше сильных эфирриев. Но при этом он никогда не подтвердит сам факт и, если вся эта грязь всплывёт, останется в стороне.

– Так что там по этой воспитанницей рода? – Кристэн вернул разговор в прежнее русло.

– Как-то в служебных целях копаясь в архиве, я случайно наткнулся на расследование, которое грозило разразиться громким скандалом, но его замяли. Так вот там фигурировали девять имён детей. Действительно одарённых, но рождённых путем принудительного, если так можно выразиться, – скрещивания эфирриев. Вскоре семеро погибли, не пережив резерва эфира, а двое выжили. Одна из них как раз и есть та самая Отарина. А имя я запомнил, потому что в то время была у меня в любовницах её тёзка. Когда же нарисовалась твоя будущая невеста, я нашёл то дело, чтобы убедиться – она ли это.

– Но зачем? – Кристэн вскочил на ноги и вдруг резко посмотрел на друга: – А мать? Как ты думаешь, она…

– Не знает. Вряд ли, – покачал головой Айгвард. – А на вопрос «зачем», можно строить десятки предположений. Мне кажется верным одно – тебя хотят убрать с политической арены. А как это сделать, чтобы не вызвать подозрений и гнев короны? Вот тебе и пища для размышлений.

– Что ж, – оскалился Кристэн и усмехнулся: – значит, Вигдис надо обыграть.

Глава 25

– Эви, милая, надо поесть. Слышишь меня?

Торветта с тревогой всматривалась в пустой взгляд воспитанницы, устремлённый в окно. Каждый день борьба. За выживание. Торветта что только не делала, чтобы вернуть Эвелину к жизни, но увы – все её усилия и ухищрения, практически не давали результатов. Её девочка, та, которую она когда-то нянчила, растила, радуясь вместе с ней успехам и невзгодам, не хотела жить.

Понимая, что и в этот раз заставить поесть Эвелину невозможно, прибегла к единственному, пока ещё действующему методу. Кряхтя прошла к креслу, положив ладонь на сухонькую грудь, и тяжело в него опустилась.

– Фу-у-ух, что-то опять защемило. Вот переживаю, нервничаю из-за тебя и дышать прям становится тяжело.

В глазах воспитанницы вспыхнула тревога и Эвелина, моргнув, перевела растерянный взгляд на нянечку.

– Да-да, милая, – закивала Торветта: – есть отказываешься, а мне между прочим, лекарь, как помнишь, запретил нервничать.

Пожилая женщина, не останавливаясь, говорила о всякой ерунде, боясь, что Эвелина опять замкнётся. Но дело пошло на лад – девушка послушно потянулась ложке и медленно, словно столовый прибор весил с десяток килограммов, начала есть.

Пользуясь всё той же уловкой, после обеда Торветта вывела воспитанницу на улицу:

– Лекарь мне рекомендовал, настойчиво между прочим – дышать свежим воздухом. А что же я одна буду как неприкаянная бродить? Вот составишь старушке компанию.

Для Эвелины дни сменялись один за другим бесцветным маревом. Она не замечала смену дня и ночи, ела или нет и что на ней надето. Неважно всё, кроме мыслей, которые тягучей, вязкой смолой перекатывались в сознании, кроме воспоминаний, которыми она жила.