Эфиррия

Как безвольную куклу жгуты эфира запихнули её в салон эфирката, и Эвелина успела заметить полный боли взгляд мужа, прежде чем дверь экипажа захлопнулась и эфиркат пришёл в движение.

– Кристэн, – закричала что есть мочи, когда почувствовала свободу от жгутов. Забилась, в попытке открыть дверь, выскочить из злосчастной повозки. Стучала кулаками, наваливалась всем телом на дверь, но та не поддавалась, словно её припаяли. – Пожалуйста, Крстэн! Прошу тебя! Выслушай! Умоляю…

Голос. Любимый, молящий, резал Кристэна по живому. Ему казалось – он впечатывается в его память огненными печатями, выжигая душу. Каждый вскрик любимой был подобен удару разрывающей душу плети.

Нестерпимое желание остановить эфиркат ядом разъедало внутренности. Но знал, стоит Эвелине начать оправдываться – он поверит. Не сможет иначе. Даже сомневаясь в правдивости её слов, предпочтёт обманываться, только бы не отпускать, только бы сохранить иллюзию, что она его, до сих пор – только его девочка.

Но увы – зафиксированное на пластины эфирограмма он никогда не сможет стереть из памяти. А потому – лучше раз и навсегда вычеркнуть Эвелину из своей жизни.

Наконец эфиркат скрылся за поворотом, зов супруги стих, а Кристэн тяжело, как дряхлый старик опустился на ступеньку крыльца. Вцепился пальцами в волосы и глухо, с надрывом застонал.

Глава 23

Серой, беспросветной хмарью затянулась жизнь Кристэна. Он знал, что Эвелина будет писать ему. Хотел этого и в то же время чувствовал, что стоит прочитать хоть строчку её послания, он может отступить, не выдержать.

Поэтому первым делом запретил ей любые связи с внешним миром. Чтобы Эвелина не могла связаться ни с ним, ни тем более со своим любовником. Надзор, как и финансовое обеспечение супруги, переложил на плечи своего секретаря, распорядившись, чтобы тот не смел ему напоминать об Эвелине.

Пытаясь избавиться от воспоминаний, от мыслей об изменнице, он начал пить, много. Порой просыпался и не мог понять – где в этот раз его настигло пробуждение и с кем. Но чаще всего оказывался в постели Эвелины. Как побитый пёс он, напившись до беспамятства, стремился туда, где всё напоминало о любимой. Злился на себя, пару раз в порыве ярости хотел всё разгромить в её покоях, но… не смог. Давящая тоска скручивала внутренности от мысли, что он порвёт и эту ниточку, которая связывала его с прошлым.

Отдав приказ запечатать покои Эвелины, Кристэн уехал в столицу. Не находя себе покоя, ушёл с головой в службу и брался за любые задания, порой выезжая в самые удалённые и труднодоступные уголки континента. Но после возращения срывался и уходил в загул. Алкоголь и кабаки, женщины различного телосложения и внешности – закручивали Кристэна в пагубной воронке.

– Сколько это может продолжаться? Это просто невыносимо! Твоё поведение недостойно главы рода! Когда же ты возьмешь себя в руки, перестанешь позорить род?

Матушка не давала Кристэну забыться, и каждый раз удивительными для него способами находила сына. Пыталась повлиять на него, но увы, у трэи Бенедикты ничего не получалось. Её визгливые нотации и заламывания рук, слёзы и истерики не производили на сына должного впечатления. Друзья пытались достучаться до Кристэна, но и они были бессильны вернуть его к благопристойной жизни.

Кристэну было наплевать.

На всё.

Порой ему становилось так плохо, что он готов был плюнуть на свою гордость и помчаться к Эвелине. Но в подобные моменты, он доставал короб с хранящимися в нём пластинами для эфирограмма. Просматривая записи, всматривался в улыбку супруги, предназначенную другому, останавливал изображение в тот миг, когда его жена прижималась на улице, не стесняясь прохожих, к своему любовнику и запрокинув голову, смеялась. Эти записи отравляли, выжигали, но сразу отрезвляли разум, помутневший от желания увидеть Эвелину.

Кто знает, сколько бы Кристэн так прожил, пока в один из дней к нему не заявился канцлер. Пожилой мужчина устало опустился в кресло, отказался выпить и проницательно посмотрел на подчинённого.

– Крис, ты знаешь – я никогда не лезу в личную жизнь подведомственного мне персонала. Но ты, мальчик мой, не один из всех. Ты мой лучший специалист и я не имею права оставаться в стороне, – начал канцлер, на что Кристэн вскинул ладонь вверх, прерывая начальника:

– Если вы прибыли читать мне нотации…

– Не нотации, – покачал головой канцлер. – Я прибыл тебя предупредить. Если ты в ближайшие дни не прекратишь вести разгульный образ жизни – я отстраню тебя. Сначала временно, а затем сниму с должности.

Кристэн, запрокинув голову, рассмеялся, затем налил в бокал крепкий алкоголь, с усмешкой посмотрел на пожилого мужчину:

– Не получится. С моим даром управления эфиром…

– Даром? – вздёрнул бровь канцлер. – А что случилось с твоим даром, когда ты едва не провалил последнее задание? Разлом с огромным трудом удалось затянуть силами твоей команды!

– Всего лишь досадная ошибка, – поморщился Кристэн и поднёс бокал к губам, но так и не выпил, услышав: