— Он Альку схватил за грудки и заорал: чего, мол, сюда таскаешься? Я, может, сам хочу с ней… Истинные вот его слова, Михал Северьяныч! Да ка-ак швырнет и его с крыльца. Алик бац об половинку. Мы подбежали, хотели его в больницу тащить, а этот подбежал, да ка-ак двинет Витьке Капитулину ногой по руке, рука — хрясь, сломалась. Сеня Мальков попытался его отстранить. Человек же кровью истекает, а может уже и кончается?.. В больницу быстрее надо… А он и Сеню… Кулаком в лицо… Мы понять ничего не можем, а он орет: я бы вас, шпану, всех передушил, да руки марать не охота… И матом, матом…
Милиционер закончил писать, поднял голову:
— Все? — и, обернувшись к Павлу: — Ну, а вы что скажете?
— Что сказать? Я один, а их вон сколько, свидетелей…
— Голову парню разбили?
— Разбил…
— Другому, руку сломали?
— Слома-ал… — Павел тяжело вздохнул, спросил: — Можно, я хоть штаны надену?
— Надевайте, — Павел подошел к двери своего чулана, снял с гвоздя свои спортивные штаны, начал надевать. Милиционер вдруг спросил: — А в руке что было?
— Ничего не было… — Павел старался на него не смотреть, пробормотал сварливо: — Вы же понимаете, товарищ лейтенант, что я на них не накидывался.
— Я то понимаю… — протянул милиционер. — А вот вы, почему не желаете говорить, что в руке было?
— Если скажу, тому парню лет пять дадут?
— Непременно. И не пять, а гораздо больше. Это только за ношение огнестрельного оружия пятак полагается, а за нападение с его применением — гораздо больше.
— Молодой… По глупости он… Да и руку я ему здорово…
— Обрез-то хоть, какой был, успели заметить?
— Одноствольный… — нехотя обронил Павел.
— Теперь понятно, кто у сторожа ружье стащил…
Милиционер пододвинул тетрадь на край стола, кивнул шустрому свидетелю:
— Давай, Игореша, подписывай свои показания…
— А че? И подпишу! И все подпишутся. Еще всякая… тут махаться будет.
— Ну, еще бы! Ты бы хотел, чтобы ты один мог изгаляться, а тебе бы никто сдачи дать не мог…
Игорь решительно взял авторучку, размашисто подписался под протоколом, обернулся к остальным:
— Подписывайте, пацаны! Когда столько свидетелей, ни один комар носу не подточит… — Парни нерешительно переглядывались. Огромный Сеня, массируя челюсть, задумчиво потупился. Игорь прямо под нос сунул ему авторучку: — Подписывай, Сеня, он же тебе салазки на сторону свернул…
Семен невнятно пробубнил:
— Жаль, тебе не свернул. Вечно влипаешь с тобой… — и отошел в сторону. Хмель из него, видимо, выветрился.
Милиционер нетерпеливо оглядел парней:
— Ну, давайте, подписывайте, некогда мне…
Кто-то нерешительно потянулся к авторучке. От стены грозно рыкнул Сеня:
— Я те подпишу! Что, Северьяныча не знаете? Потом он ваши подписи вам же в задницы и запихает…
Милиционер спокойно спросил:
— Кто расскажет, как было на самом деле?
Кто-то проворчал:
— Чего рассказывать?.. Мы начали, наврал все Игореша…
— Ну, вот и ладненько. А тебе, Игореша, сразу могу сказать; за лжесвидетельствование кое-что полагается по закону.
Парни сгрудились у стола, загомонили. Перекрывая гвалт, Михаил Северьяныч крикнул:
— Тихо! Чего галдите? Иль меня не знаете?.. Все получат. И за обрез, и за вранье, и за то, что добрым людям спать мешаете, а потом их же и порочите.
Парни потянулись к выходу. Последним шел Игорь, на пороге он обернулся, что-то хотел сказать, но милиционер, брезгливо поморщившись, махнул рукой:
— Иди, иди, Игореша. Теперь все зависит от товарища преподавателя; будет он писать заявление, или нет. Я бы тебя с большим удовольствием спровадил из села на пару лет, чтобы отдохнуть от твоих художеств.
Игорь поглядел на милиционера долгим злобным взглядом, оглядел и Павла, весьма многообещающе, и изо всей силы захлопнул за собой дверь.
— Гляди-ка, сюпермен… Найти бы обрез, обоим можно припаять.
Павел робко проговорил:
— Молодые, дурные, остепенятся еще… И кому на ум взбрело, назвать тюрьмы исправительными учреждениями…
— Полностью с вами согласен, — проговорил, поднимаясь, милиционер. — А за этих нечего заступаться, я их дольше вас знаю. Вон, шрам у вас на лбу… Кто по голове треснул? Часом, не такие же оболтусы?
— Да нет, в армии это меня…
— Где служили-то, в морской пехоте, поди? Коли такую толпу обработать сумели…
Павел неопределенно пожал плечами, как бы соглашаясь с догадкой; знал, что сильно армейское братство. Если милиционер служил в морской пехоте, он начнет относиться к Павлу еще лояльнее. Дело-то не завершено, еще есть родители двух увечных агрессоров. А ну как накатают телегу?
— Я ведь тоже полвойны в морской пехоте воевал, — продолжал Михаил Северьяныч задумчиво. — Ладненько, значит, наш нынешний десант учат… Нас-то, с кораблей сняли, и в бой. А во многих еще морской форс наружу лез, по передовой в черных бушлатах в рост гуляли. Ленточки по ветру, красота. Только как начали немецкие снайпера щелкать, быстро нас в зеленое переодели. По первости и в атаку в полный рост ходили. Паршивенький пулеметчик одной очередью по полроты выбивал, пока научились…
— А вы, Михаил Северьяныч, вроде на пенсии должны быть?