Ефрейтор Сизов и его товарищи

В один из ноябрьских дней дежурство его у шлагбаума благополучно подходило к концу. Скоро двенадцать. У ефрейтора не было часов. Однако он научился точно определять время: по солнцу, по собственной тени и, наконец, интуитивно, чувствуя неумолимое движение невидимой минутной стрелки. Сюда, на пост, он шел с надеждой сделать хотя бы часть того, что могло бы оправдать в собственных глазах долгое пребывание его в стороне от боев. Бомбежки, бессонные ночи он в счет не брал. И сейчас, когда внутреннее напряжение спало, когда в эти последние минуты казалось, что ничего, уже случиться не могло, Кудинов вновь почувствовал себя бесполезным. За четыре часа он осмотрел столько автомашин, проверил столько офицерских удостоверений и солдатских книжек, что со счета сбился. Солдатские книжки он листал особенно внимательно, искал строку, в которой была умышленно допущена опечатка. Но ничего не находил. На вечернем инструктаже начальник заставы подробно рассказал, на какой странице солдатской книжки, в какой строке, в каком слове сделана опечатка. Тогда, выйдя из канцелярии после инструктажа, Кудинов восхищенно сказал Сизову:

— Вот работают, черти!

— О ком ты?

— О разведчиках наших. Надо же, куда пробрались. В самое гнездо, где документы шпионам делают. Теперь гада поймать — раз плюнуть.

— Думаешь? Тогда считай, что шпион у тебя в кармане, если, конечно, на твой пост притопает. Ты ведь с восьми утра заступаешь?

— С Алексеевым.

— Сливки снимать идешь, — злил Сизов друга. А потом серьезно добавил: — Умерь свой пыл. Шпион не дурак. Он, может быть, километрах в ста отсюда спокойно сидит, хлебает борщ у какой-нибудь вдовушки. И ни капли не сочувствует моему другу, которому отличиться хочется.

— Мне?.. Отличиться?

— А то нет?

— Рехнулся?

— По глазам вижу… Какой же я был бы друг, если бы не знал, что в твоей душе творится? — Сизов миролюбиво обнял Василия…

«Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом», — вспомнив разговор у канцелярии, мысленно оправдывал Кудинов свое честолюбие.

Ефрейтор неторопливо топтался у шлагбаума, безразлично поглядывал по сторонам. Он понимал, что и на этот раз не повезло. «Не этот же шпион, — думал Василий, глядя на подходившего сержанта в мятой шинели. — Одной руки нет, рукав пустой болтается. У такого и документы грех проверять. Ясно, что из госпиталя идет…»

Но документы он решил проверить. По привычке козырнул:

— Ваши документы, товарищ сержант.

Не очень чисто выбритый сержант неторопливо достал левой рукой служебную книжку.

— Как видишь, отвоевался я, — невесело пошутил он, спокойно оглядывая Кудинова. Левую руку он снова сунул за борт шинели.

Василий заметил это, но виду не подал. Он машинально полистал служебную книжку и почти не задержался на памятной странице, памятной строке и памятной опечатке, а сердце гулко застучало в груди. Сдерживая волнение, он улыбнулся, приложив руку к пилотке.

— Все в порядке. Можете следовать дальше.

Сержант взял документ и, как показалось Кудинову, облегченно вздохнул, сунув книжку в карман гимнастерки.

— Из госпиталя?

— Угадал. Из Андриановского госпиталя. Утром только выписали. Ни одной попутной, как на грех.

— Отдохни малость. Какая-нибудь оказия подвернется. Большак бойкий. Посадим…

— Сделай одолжение, браток. Век благодарен буду. Слово «браток» обидело Кудинова, но виду он не подал. Лишь подумал про себя: «Не так еще благодарить будешь. А «братки» твои за линией фронта остались».

Из будки вышел командир отделения. Кудинов, показывая глазами на раненого, сказал:

— Подвезти сержанта надо. Из Андриановского госпиталя идет.

Последние слова он чуть заметно выделил. Сержант отлично знал: Андриановский госпиталь полмесяца назад переведен в другое место, что человеку в помятой шинели и невдомек, а потому порадовался выдержке ефрейтора.

— Из госпиталя, говоришь? А ты его даже в будку не пригласишь, — осуждающе сказал командир и обратился к раненому: — Холодновато на улице. Заходите в помещение.

Незнакомец поколебался слегка, но согласился.

— Спасибо. И правда, на улице свежо, — и повернулся к Кудинову: — Не прогляди машину, служивый.

— Не беспокойся, все будет, как надо, — весело улыбаясь, заверил Кудинов.

Несколько минут, оставшиеся до смены, показались ефрейтору вечностью. Он то и дело поглядывал на дорогу, мысленно поторапливал Еременко и Сизова. Не забывал и о двери будки, хотя был уверен, что из рук Алексеева незнакомцу не уйти. Наконец появилась смена. Василий, не выдержав, сделал несколько шагов навстречу.

— Будьте начеку, — зашептал он. — Задержали тут одного.

— Где он?

— В будке. Вы оставайтесь здесь, а я пойду к Алексееву.

Когда он открыл дверь, сержанты мирно беседовали. Командир отделения сидел на лавке по левую руку от незнакомца и что-то оживленно рассказывал. Увидев ефрейтора, безрукий спросил:

— Нет еще машины?

— Нет.

— А почему пост покинул?

— Смена пришла.

Незнакомец хотел встать с лавки, но Алексеев крепко взял его за кисть и строго сказал:

— Сиди. Теперь уж некуда торопиться.