Егерь

В зале снова кто-то охнул. Одновременно подавились несколько человек. Еще бы! Только час назад Император Олмании сделал громкое заявление о расторжении помолвки с Эберроуз Левифан, об аресте всех представителей правящей элиты «прибывших», в том числе его бывшей невесты. Потом было несколько фраз о предотвращении заговора против олманцев и слова благодарности бюро общественной безопасности Совета Всевидящих и дружественным Доннаре, Навернии и Суе. Стефан не отвечал на вопросы, лишь пообещал, что позже соберет еще одну пресс-конференцию, на которой расскажет о результатах проведенных проверок, а также, пользуясь случаем, поздравил свой народ с праздником. Получилось коротко и лаконично. Пока в сети обсасывали новости, трубя по всем каналам о громогласных заявлениях Императора Олмании, сам Стефан спокойно готовился к мероприятию.

– Эмма Уилберри, Имайджа Уилберри и Одри Уилберри! – объявил глашатай.

– Началось, – прошептала Роден, опуская голову.

Зафир встал, Роден продолжала сидеть. Через весь зал к их столику прошествовала троица с классическими суирскими рисунками на лицах и руках. На них были вечерние наряды, подобных которым большинство присутствующих никогда не видели. На молочно-белых полотнах, расшитых золотом и серебром, украшенных жемчугом и камнями появлялись и гасли цветы. Нежно-розовые, бледно-зеленые, небесно-голубые, приглушенно-желтые бутоны, опутанные сетью ярко-зеленых стеблей и листьев, то и дело распускались, превращаясь в прекрасные цветы. Спустя несколько мгновений цветы теряли лепестки и высыхали, растворяясь в голограммах новых бутонов. Цикл жизни замыкался на точке, где рождение сменяла смерть, и все повторялось вновь. Зафир знал, сколько стоит один такой голографический наряд. Десятки тысяч, выкинутых на тряпки, в которых эти люди выйдут в свет лишь однажды и никогда больше не наденут вновь. Роден расплатилась за эти тряпки, как и за все остальное в их роскошной жизни. Зафир перевел взгляд на Роден. Черный шелк струился по ее груди, очерчивая соски и ниспадал складками к бедрам. Спина Роден была открыта. Рубцы от ударов плетью покрывали кожу, словно ветви тех растений, что цвели и вяли на нарядах ее родни. Цветные рисунки не скрывали их. Безусловно, дермоспон мог бы с этим помочь, но Роден никогда их не прятала. Зафир взглянул на ее поношенные черные ботинки на шнуровке и с прискорбием улыбнулся. У Роден останутся бриллианты, которые он ей подарил, у нее будут деньги, которые он перечислит на ее счет. Но она вряд ли потратит их на шмотки. И вряд ли купит себе новые ботинки.

Тем временем женщина, которая возглавляла шествие суирян, остановилась рядом с их столиком. На вид этой особе было не более тридцати пяти лет. Брата и сестру Роден Зафир с трудом узнал.

Урджин и Камилли встали. Дамы за столом продолжали сидеть.

– Госпожа Уилберри! – Стефан, Урджин и Камилли ограничились кивками, Зафиру же пришлось поклониться.

– Зафир Кеоне, – мама кивнула и протянула Зафиру гладкую руку.

Естественно он ее поцеловал и рассыпался в словах о том, насколько ему приятно познакомиться с матерью невесты.

– Роден, дорогая, – мама наклонилась и прижалась губами к ее темени, – на тебе сегодня такое необычное платье. Кто автор?

– Мама, – Роден встала и обняла ее. – Тебе правда нравится? – она покрутилась перед матерью. – Автор «Брюссо». Отдел нижнего белья.

Мать и все остальные застыли с улыбками на лицах.

– Экстравагантно и красиво, – Зафир обнял Роден за талию и притянул к себе.

– Не стоит потакать всем ее капризам, – мать прищурилась и одарила Зафира надменным взглядом.

Как ни странно, ему захотелось рассмеяться. Оболочка госпожи Уилберри то и дело покрывалась пятнами, и пятна эти появлялись именно тогда, когда владелица смотрела на Зафира.

– В жизни у каждого должны быть маленькие радости, – он плотоядно улыбнулся и встретил взгляд серо-зеленых глаз, похожих на глаза его Роден.

– Я бы хотела сидеть рядом с дочерью, – неожиданно отчеканила мама. – Учитывая все обстоятельства, – она повернулась и вежливо кивнула Фуиджи. Тот сдержанно кивнул в ответ. – Мы можем это устроить? – она обратилась к Стефану.

– Вы будете практически рядом, – улыбнулся Император. – Ваш столик здесь, – он указал рукой куда-то в сторону.

– Вы не поняли, – мать вперила в него недовольный взгляд, – это была не просьба.

Роден едва не расхохоталась. Вот оно – пресловутое суирское превосходство во всей красе! Мать демонстрировала его всем своим видом, давая понять олманцам, а заодно и доннарийцам, где их место и что оно совсем рядом с туалетом.

– Не трать силы, мама, – Роден обняла ее за плечи. – Мы с Зафиром сядем рядом с тобой, – она обернулась и игриво помахала Сафелии, Эсте и Назефри, молча взирающим на этот цирк.

Стефан подозвал распорядителя и на дальнем столике появились дополнительные чистые приборы. Мама изогнула бровь и обернулась к сидящим «будущим родственницам».

– В приличном суирском обществе при появлении дамы старшего возраста и более высокого положения положено, как минимум, вставать.