— Он говорит, что иногда не может сказать, проходит ли время или, скорее,
— Скажи ему, пусть молится, — сказала Ру, которая делала Вите прическу.
— О боже.
— Нет, именно это. Он помнит все молитвы. «Радуйся, Мария»[671]
. «Отче наш»[672]. Все что угодно. Бесконечное количество. И скажи ему, что он должен молиться и считать, и таким образом узнает, сколько времени прошло. Пусть сконцентрируется на этом.Он посмотрел на нее: заколка для волос в зубах, темное руно волос Виты в руках.
— Ладно, — сказал он.
— Еще один день, — сказал Пирс, загружая продукты в свою машину, фургон Фестина[673]
. — Еще один день живущих и борющихся в полях настоящего и возможного.«Борющийся» от слова «борьба», подумал он, как «живущий» от «жизнь». «Жениться» от «жена». Он позвал отца и детей. Отправляемся в путь. Наш путь начинается из Via, а Via — это Vita; мы так думаем, потому что мы животные, которые знают, что они в пути; мы выходим откуда-то и идем куда-то, иногда это может быть хорошо, иногда плохо, но мы этого не знаем.
— Пап, жми на гудок, — сказала Вита. — Пока-пока, дом.
— Пока-пока.
— Пока-пока.
По дорогам, которыми они ехали к Дальним горам, обычно бродили огромные животные, но сейчас большая часть их уже ушла; последних из них, усталых и медленных, можно было легко разглядеть на обочине, с поднятым капотом или оранжевой наклейкой, закрывшей зеркало: Пумы, Мустанги, Скаты, Барракуды, Орлы, Рыси. У
новых машин не было ни имен зверей, ни имен с номерами, ни имен очаровательных быстрых вещей, вроде Корветов[674], Дротиков[675] и Корсаров[676]; их имена — бессмысленные слоги, которые, быть может, являлись их тайными настоящими именами в той стране, откуда они все пришли, Машиноляндии: так Пирс говорил своим дочкам. Камри[677]. Джетта[678]. Джолли[679]. Королла[680]. Его собственная Фестина, имя которой, он был уверен, не имеет ничего общего с латынью[681].Вороны летали над зеленеющими полями или рылись в мертвых вещах на обочине, подпрыгивая и деликатно поклевывая.
— Да благословит вас бог, вороны! — кричали девочки; иногда их мать тоже приветствовала это мрачное племя, потому что ворона была ее тотемом из-за фамилии Корвино[682]
. — Приятного дня! — кричали они вслед улетающим воронам. — И мы действительно желаем вам его!Имена. Вита и Мэри, повторяя свою историю, не забывали рассказать и об имени матери и почему ее так зовут.
— Поскольку ее мать звали
— Кто научил детей этим скабрезным стихам? — спросил Аксель.
— Что это значит? — сказала Ру. — «Скабезным»?
— Он имеет в виду: грязным, — сказал Пирс. — Эротическим. Полным двусмысленности.
— Ты шутишь? — удивилась Ру. — Это из «Улицы Сезам»[684]
.— Шутка доктора, — сказал Пирс. — Всякий знает.
Девочки повторили стишок еще раз — «Улица Сезам» или нет, но исполняя последнюю строчку надо было слегка покачать бедрами или потереться ими — а потом начали другую песенку, более сложную: они улыбались, даже когда полностью концентрировались на шутках, но все равно иногда сбивались с ритма, смеялись и начинали все с начала.
— Ого? — сказал Пирс.
— Хватит, Пирс.