— И то верно, господа, — вмещался в беседу репортёр. — Пойдемте-ка мы отсюда, от греха, пока ещё чего не случилось. Друга своего вы выручили? Вот и ладушки, а то на Хитровке вход — рупь, а выход — два.
— Вроде, чисто, барон, — подал голос Ромка. Он, пока Яша с Крофом беседовали, он успел обшарить комнату и даже осторожно заглянул в лаз. Очень хотелось кинуть туда гранату — ну да что уж там…
Ромка перевернул на спину тело громилы, который стрелял в них у входа. Супостат умер сразу — бебут вошел снизу вверх, в живот, и дальше — до сердца, как учили. Рядом с телом валялся крошечный, нелепый в такой обстановке двуствольный пистолетик с перламутровой ручкой. Ромка хозяйственно убрал опасную фитюльку в карман и покосился на убитого: у того из-под нахлобученной на глаза шапки виднелся затылок, правая половина которого обросла волосами много короче, чем левая.
— Каторжный, — сказал подошедший репортер. Их нарочно так стригут, чтобы опознать проще было.
Ромка скривился и отошел от трупа. Что-то было не так… чего-то не хватало…
— Кстати, барон, а где господин лейтенант? Он, вроде, за вами шел?
Барон чертыхнулся и кинулся назад, в коридор — и оттуда немедленно донесся его вопль:
— Серж! Мон дье, как же так! Роман, сюда, срочно…!
Ромка, чуть не сбив с ног сунувшегося на крик барона Яшу, метнулся за бароном.
— Ах, мать же твою…
Корф стоял на коленях, а перед ним, поперек коридора навзничь лежал лейтенант — из под его неестественно вывернутой руки по грязному полу расплывалась кровавая лужа.
— Что ж, я вас оставлю, друзья. — Гиляровский протянул Корфу могучую ладонь. Тот пожал.
— Спасибо вам огромное, Владимир Алексеевич, без вас мы бы этого олуха точно не вытащили.
И барон потрепал по затылку Яшу. Тот пробормотал что-то благодарное, не отводя восхищенного взгляда от могучей фигуры запорожца.
— Ну, не преувеличивайте барон. Вы бы и сами им показали такую кузькину мать, что любо-дорого. Да и молодой человек этот, — Роман, кажется? — эк он ловко того вражину резанул! Я, признаться, такой акробатики и на Кавказе не видел, а уж там какие умельцы попадались… А с кинжалом обращается как ловко — впору башибузукам обзавидоваться. Это ж не каждый сможет — вот так снизу, и сразу насмерть!
— Да, юноша способный, — согласился Корф. — Его бы еще к делу пристроить… ну да эта моя забота.
— Пристройте, барон, пристройте. Или я помогу — знакомства, знаете ли, есть.
Они беседовали на площадке второго этажа выбеговского флигеля. Мимо то и дело шмыгала Феодора — то с кувшином горячей воды, то с чистым полотном из гардеробной. Из-за двери гостиной глухо доносились голоса: полчаса назад Корф самолично привез на Спасоглинщевский военного хирурга доктора Ляпина, с которым водил знакомство еще со времен Балканской войны.
— Извините, Владимир Алексеевич, — Яков, наконец, преодолел смущение: — Не позволите ли мне как-нибудь вас навестить? Я, видите ли, ваши статьи про уголовных читаю — и не только их, все. Вот, например, ваши очерки в «Русском слове» о мясных лавках в Охотном ряду…
Гиляровский благодушно посмотрел на Яшу. Тот снова смутился.
— А что, заходите, юноша, побеседуем. Я в доме Титова, на Столешниковом обитаю — недавно только перебрался, буду рад. Вы ведь, кажется, тоже воровским миром Первопрестольной интересуетесь? Глядишь, когда-нибудь станем коллегами…
Мимо репортёра протиснулась зарёванная Феодора. В руках — эмалированный таз с ворохом окровавленных тряпок и багровыми клочками ваты. Гиляровский проводил ее тревожным взглядом. Когда прислуга отворяла дверь, чтобы прошмыгнуть в гостиную, оттуда донеслись голоса: надрывный Ольги, и рассудительно-увещевающий — Ляпина. Барон заторопился:
— Простите великодушно, Владимир Алексеевич, после договорим. Сами понимаете, что у нас творится…
— Да, жаль вашего лейтенанта, — кивнул Гиляровский. Весьма достойный господин. — Неужели дела совсем плохи?
— Пуля застряла рядом с сердцем. — Вдохнул барон. — Доктор прозондировал рану, но извлекать отказался — говорит, тогда Серж непременно умрёт. А пока пуля не извлечена — ему лучше не станет. Такие вот дела, господин журналист.
Яшу при этих словах передернуло, он виновато покосился на дверь за которой, может, прямо сейчас умирал Никонов. Все же, как ни крути, а случилось это из-за него. Гиляровский, будто угадав его мысли, положил на плечо молодого человека свою лапищу:
— Ну-ну, только себя-то не казните, Яков. Никому не дано знать своей судьбы. А кто за други своя душу положить… ну да что это я говорю, надо непременно надеяться! Барышню вот только жаль — как убивается, сердешная… Ладно, господа, полагаю, мы еще свидимся. Барон, не откажите сообщить, как с лейтенантом…
Гиляровский спускался по лестнице. Барон пошел его провожать, и Яша остался один.
За его спиной скрипнула дверь. Ольга. За ней торопился Николка; вид у мальчика был растерянный.