Египетский манускрипт

Олег Иванович поморщился. Меньше всего хотелось вспоминать сейчас о том, что творится сейчас в этих краях в их времени.

Иван, к его облегчению, не стал развивать неприятную тему.

— А государь даже и не пострадал! Вот, тут написано:

«Все бросились их разыскивать и вскоре увидели царя и его семью живыми и невредимыми. Вагон с императорскою столовою, в которой находились их величества, с августейшими детьми и свитой, потерпел полное крушение. Вагон был сброшен на левую сторону насыпи и представлял ужасный вид: без колес, со сплюснутыми и разрушенными стенами, вагон полулежал на насыпи; крыша его лежала частью на нижней раме…»

— Говорят, — добавил Олег Иванович, — что Александр III, обладавший недюжинной силой, держал на плечах крышу вагона, пока его семья и другие пострадавшие выбирались из-под обломков. Еще и потом из вагона малолетнего великого князя Михаила Александровича, вытаскивал, с помощью солдат. Он потом каждому по Георгию самолично вручал…

— Здорово! — удивился Ваня. — Крышу вагона — и на плечах? Это ж какой бык был!

— Еще бы. — кивнул отец. — Его вообще богатырём называли — не то что худосочный Николай.

— Так значит, государь совсем ничуточки не пострадал?

Олег Иванович покачал головой.

— Не сказал бы. То есть, во время самого крушения остался невредим, но вскоре после этого происшествия стал жаловаться на боли в пояснице. Оказалось, что сотрясение при падении положило начало болезни почек. Болезнь стала развиваться, пока, через 6 лет он не простудился и не заболел нефритом — это острое воспаление почек. И осенью того же года умер, в своей любимой Ливадии. Такая вот история…

— Жаль. — сказал Иван — А если его как-нибудь спасти? Хороший ведь царь, не то что размазня Николашка…

— Ты все же того… поуважительнее. — поморщился отец. — Но в общем — согласен. Хороший был император, и умер в каких-то 49 лет. Для государственного деятеля — вообще не возраст, все, считай, впереди. Он, скажем, Бисмарк[102]— ему сейчас сколько, 81 год? Однако ж половиной Европейской политики вертит, как хочет…

— Ну да, — не стал спорить мальчик. — А почему поезд вообще с рельсов сошел?

— Да какие-то технические неполадки… кажется, — неуверенно ответил Олег Иванович. Я толком и сам не знаю. Вроде — то ли состав был слишком тяжёлый, то ли один из двух паровозов с рельсов сошел…

— Простите, господа, я вам не помешаю? — раздалось вдруг из дверей купе. Отец с сыном одновременно подняли головы — в дверном проёме стоял высокий господин, лет 40-45-ти, в путейской форме.

— Видите ли, я сел в Борках до следующего разъезда по служебной надобности — я служу инженером в Харьковском управлении дороги, здесь с инспекцией. А вы, я слышал, обсуждаете железнодорожные аварии? Смею вас заверить, Курско-Харьковско-Азовская железная дорога содержится в исключительном порядке и вам ничто не угрожает…

— Ну что вы, господин инженер, мы нисколько в этом не сомневаемся. — нашёлся Олег Иванович. — Просто мы не так давно видели литерный состав[103] с двумя паровозами — вот сын и спросил, не опасно ли это?

Путейский явно обрадовался тому, что попутчики интересуются столь знакомой ему темой. Он присел на скамью напротив Олега Ивановича (Ваня пододвинулся к окну, давая гостю место) и принялся объяснять:

— Видите ли, в обычных условиях так водят товарные составы, а пассажирским это не разрешено — из соображений безопасности. Два паровоза — это, во-первых, два машиниста, а у них нет возможности вязаться ни между собой, ни с поездом. Если что-то надо сообщить на задний паровоз — надо перелезть через тендер и помахать руками.

— Да уж, представляю себе… — буркнул Иван, в памяти которого была еще свежа поездка на рутьере — впрочем, с куда меньшей скоростью. — Тот еще номер..

— ВЫ правы, юноша, — подтвердил путейский. — И к тому же, на скорости свыше сорока верст в час, паровозы могут опасно раскачаться — если у них не совпадает диаметр колес. Так бывает, когда один прицепили пассажирский, а другой товарный. Вот, скажем — первый товарный Зигля Т-164, а второй — пассажирский Струве П-41[104]. Второй раскачавшийся паровоз вполне может порвать пути и сойти с рельсов…

Олег Иванович кивнул, соглашаясь:

— Да, наверное это ужасно, господин инженер. Впрочем, хватит о грустном: закусите-ка лучше чем Бог послал, вы, наверное проголодались?