Выбегов, известный в Москве путейский инженер, служащий Николаевской железной дороги, снимал дачу в самом лучшем дачном месте Подмосковья — Перловке. Этом поселком из восьмидесяти особых летних домиков владел купец Василий Перлов. Самый облик дачного поселка настраивал отдыхающих, сплошь — представителей московской верхушки, на легкий, беззаботный лад; между дачами не было даже заборов, ставить их считалось дурным тоном. Дома в Перловке стояли редко, скрытые деревьями — так что соседи не создавали друг другу помех вторжением в приватное пространство. В любом домике имелись все городские удобства; на берегу реки Яузы оборудованы особые купальни, которыми отдыхающие охотно пользовались. По вечерам возле купален кипели романтические страсти — кроме взрослых дачников, в Перловке хватало и молодежи гимназического возраста и студентов и дочерей— курсисток. Варенька, правда, еще не обзавелась знакомствами среди ровесников — ждала приезда Марины.
Овчинниковы третий год подряд обыкновенно снимали дачу в Пероловке. Девочки же, которые в Елизаветинской женской гимназии учились в одном классе, в первое же лето сдружились окончательно — и с тех пор очень ждали июля, когда Овчинниковы выбирались из города, чтобы провести месяц — полтора «на пленэре».
Скучать московским дачникам не приходилось: в поселок привозили музыкантов, на дощатой, щелястой сцене летнего театра, прикрытой полосатым пологом шатра, шли представления московских трупп; устраивались особые дачные балы.
Домик в Перловке обходился инженеру Выбегову недешево — сравнимо с арендной платой приличной московской квартиры. Однако ж, от желающих не было отбоя — столь популярен был этот поселок на берегу Яузы. Чтобы снять здесь дом, приходилось вносить деньги за 3 года вперед. Но — путеец был человеком небедным; Выбеговы (как и Овчинниковы) жили в собственном доме, в средствах не нуждались — так что вполне могли позволить себе летний отдых в Перловке.
Добрый знакомый Дмитрия Сергеевича, известный московский журналист Захаров как раз на днях прислал инженеру подписанный экземпляр своей, только что вышедшей книги: «Окрестности Москвы по Ярославской железной дороге». Погостив в прошлом году на даче у Выбегова, Захаров так писал о Перловке:
«Здесь, в молодом сосновом лесу, принадлежащем В. С. Перлову, выстроено им множество дач, насчитывают более семидесяти; весь лес-парк изрезан дорожками, утрамбованными красным песком, по которым можно гулять даже в сырую погоду, вскоре после дождя. По окраине дач протекает река Яуза с устроенными на ней купальнями… Устройство дач со всеми приспособлениями к летней жизни привлекает сюда москвичей, которые так полюбили эту местность, что каждое лето все дачи бывают переполнены жителями, а угодливый хозяин для развлечения своих жильцов приглашает музыку, которая играет в Перловке два раза в неделю».
Варенька, закончив писать, запечатала конверт и принялась искать Глашу; хотелось непременно отправить послание сегодня — и не почтой. Возле дач все время крутились деревенские мальчишки, в надежде заработать медяк-другой. Дачники охотно прибегали к их услугам по всякому удобному поводу — принести что-нибудь со станции, сбегать по делу, а то доставить в Москву письмо. Прислуга Выбеговых наперечет знала окрестных сорванцов — так что Варя вполне могла рассчитывать на то, что ее письмо еще до вечера попадет на Гороховскую.
Первый визит Ольги к Никонову состоялся в два часа пополудни, на следующий день после памятного объяснения с Геннадием. Лейтенант сам встретил девушку на «той стороне», в двадцать первом веке — и, поддерживая под локоть, провел через портал. В момент перехода Ольгу передернуло — нет, прикидываться не придется, тоннель и правда внушает ей ужас. Момент перехода через полную тьму, через мгновенное «ничто»… исчезающе короткий, застигающий на одну кратчайшую микросекунду, прямо посреди шага, он леденил кровь и совершенно выбивал девушку из колеи. А потому, уже покидая портал, она так стиснула руку Никонова, что тот с беспокойством посмотрел на спутницу:
— Все в порядке, Ольга Дмитриевна?
Он неизменно обращался к ней на «вы» и только по имени отчеству. Впрочем, лейтенант вел себя так почти со всеми. Исключением были, разве что, Николка — в силу юного возраста. Гена Войтюк был для Никонова Геннадием Анатольевичем, компьютерщик Витя — Виктором Владимировичем, а здоровяк Андрей, которого иначе как «Дрон» никто не называл — Андреем Витальевичем. Лишь к брату Ольги Никонов обращался, хоть и на «вы», но попроще — «Роман» или «сержант»; видимо в силу того, что признал в нем солдата, близкого по духу, хотя и младшего по званию. Ромка не возражал — ему это даже льстило.