Но Дионисия не стало, в бухгалтерии воцарился хаос. У Селесты не было и близких подруг, которые могли бы ей помочь. Несколько зануд из еврейской общины, для которых Селеста была мостиком к Анетте, а не самостоятельной личностью, исчезли после смерти ее матери.
Однажды – утро было прохладным – Слеста внезапно снова появилась в зоопарке с горлышками в пластиковой коробке. Со слезами на глазах она рассказала Фариду о смерти бухгалтера и тут же вынула из сумочки солнечные очки. Фарид задумался, не прописаны ли окулистом эти дорогие солнечные очки и не привезла ли она их сама из Швейцарии.
В этот раз они ходили от клетки к клетке, он показывал ей достигнутые изменения к лучшему, а она рассказывала, что наконец-то вывезла из дома вещи покойной матери. Он про себя отметил, что у нее наверняка есть психолог, очень уж это походило на указание психолога.
Селеста и не помнила, когда ее в последний раз по-настоящему интересовал мужчина. Она в этой области не блистала. Ее реальные связи были какими-то неуклюжими и порой запретными. Например, студенткой Каирского университета она воспылала страстью к женатому профессору, читавшему лекции по философии. Долгие годы тот не выходил у нее из головы, хотя и не обращал на нее никакого внимания, несмотря на то что она была молода и красива. Ей приходилось довольствоваться сновидениями о нем, пока интерес постепенно не сошел на нет. Большая часть мужчин, которых жаждала душа этой египетской еврейки, были недостижимы или жили за морем, как тот, кого она встретила на Корсике, когда отдыхала там вместе с Анеттой. Целых два года после этого он владел ее воображением, пока она наконец не отпустила его с миром, выкинув из головы.
Если бы она послушалась мать, то давно бы уже была замужем и с детьми, но она хладнокровно и собственноручно лишила себя девственности в восемнадцать лет, когда мать предложила ей тридцатидвухлетнего еврейского бизнесмена из Марокко, искавшего девственницу-еврейку.
Но удивительным образом, стоя рядом с этим служащим зоопарка с древнеегипетскими чертами лица, она ощущала не изведанную ни с кем легкость – возможно, потому, что он был профессиональный экскурсовод. Селеста смотрела на него и хотела быть его туристкой. Она думала, что ей конец, но он возродил ее к жизни. Внезапно ей захотелось, чтобы хоть какое-то время в течение дня она могла общаться с другом, тенью, чье присутствие было бы не слишком ощутимо, в отличие от былой властности ее матери. По правде говоря, еврейка в Каире нуждается в защитнике. Но что именно ей от него надо? Почему рядом с этим египтянином у нее пылают щеки? Неужели она краснеет?
– Как-то вдруг потеплело, – сказал аль-Амрави. – Утром было приятно, и я было подумал, что и весь день таким будет – с легким ветерком.
– Вы правы, – сказала Селеста. – Откуда-то вдруг жара. Бедные звери.
На его лбу выступили капли пота. Она посмотрела ему в лицо и вновь различила черты древнего египтянина, которого изучала в школе и которого не раз видела старшеклассницей, приходя в Египетский музей.
– Тогда как же вы справляетесь? – спросил аль-Амрави и посмотрел наверх, ей в лицо.
– С Божьей помощью.
Но он настойчиво расспрашивал, кто ведет ее дела, и она рассказала, что в бухгалтерском управлении ее передали в ведение молодого, начинающего служащего.
Аль-Амрави нахмурился и сказал:
– Нехорошо, что вашими делами ведает начинающий бухгалтер. Откуда вам знать, что он хороший специалист?
Он надеялся, что одиночество приведет Селесту к нему. Его самого давно уже изматывало собственное одиночество.
Это заняло больше времени, чем он предполагал. Помогло не ее одиночество, но другая проблема. Селеста начала получать от раздираемого на части государства сообщения о наложении ареста на имущество. На улицах шли сражения, но взыскание долгов работало как часы. Селеста игнорировала приходящие письма, и теперь это ударило по ней.
– Вы не представляете себе, что у меня творится, – рассказывала она Фариду у клетки с ланями. – Бумаги на тумбочке в прихожей, горы счетов, нераспечатанные конверты в ящиках. После смерти мамы, когда Дионисий еще был жив, я, не открывая, передавала ему всю корреспонденцию. Но я не могу передавать всю корреспонденцию начинающему бухгалтеру, которого почти не знаю. Я не была готова к смерти Дионисия.
– Это действительно было некрасиво с его стороны, – улыбнулся аль-Амрави, и щеки Селесты снова вспыхнули.
Лани жались поближе к ней, но она забыла их покормить.
Около жирафов Селеста рассказала Фариду об угрозе ареста имущества из-за неоплаченных счетов, о которых у нее не было никакого представления. Она тонет в бюрократической переписке. Ей нужна помощь какого-нибудь порядочного человека, который ходил бы вместо нее по инстанциям.