Египетский роман

Новый директор аль-Амрави велел в первую очередь провести операцию по уборке территории и отделить трупы от живых животных. Во-вторых, он принял меры по соблюдению основного закона зоопарка. Он с детства помнил таблички: «Кормить животных запрещено». В прошлом зоопарк патрулировали специальные сторожа, в чью задачу входило обеспечивать порядок и следить, чтобы животные ели только то, что им положено. За небольшую мзду они разрешали детям кинуть обезьянам несколько орехов или банан. Но сейчас не было сторожей. С тех пор как старая власть ослабла, в зоопарк приходили всякие чудаки и любители животных и кормили зверей чем попало.

Обезьяны страдали от поноса, а гиены стали какого-то ржавого цвета, под стать клеткам. Еще со времени своей работы экскурсоводом по пирамидам и Висячей коптской церкви аль-Амрави привык ходить всюду с блокнотом. Теперь он переходил от клетки к клетке и записывал замечания. Он увидел, что шерсть тигра поблекла, а сам он похудел до неузнаваемости, так что походил не на тигра, а на большую кошку с чужими костями. Каракал не двигался с места, даже если помахать прямо перед носом мертвым кроликом. В прямоугольной, длинной и узкой клетке он обнаружил двух львов и четырех львиц, которые еле перемещались в этом тесном пространстве. Было очевидно, что у двух львиц катаракта, а лев… Вокруг него кружились сотни мух из-за гноящейся раны на лапе, которая расползалась и сводила его с ума. Лев открыл пасть, чтобы зарычать, но испустил только жалкое подобие рыка. Серая крокодилиха прижалась к серому стеклу клетки, игнорируя прочие аксессуары: три камня и два кустика клещевины между ними. Директор долго стоял перед ней и не мог понять, животное это или чучело, потому что она совсем не двигалась. В конце концов, после того, как он стал колотить по стеклу, крокодилиха изволила дернуть передними конечностями. Бассейн морской черепахи был таким зеленым, что черепаху в нем можно было разглядеть, только когда она шевелилась. Худая змея свисала с ветки совершенно симметрично, половина с одной стороны, половина с другой, и невозможно было без тщательного осмотра понять, каково ее состояние. Фламинго, которые обычно розовеют в неволе, стали в этом зоопарке почти красными. Бывший экскурсовод записал, что фламинго, как и другим животным, надо срочно сделать анализ крови. Среди фламинго бродили уличные кошки, ожидающие, пока какой-нибудь из них ослабеет, но, к счастью для птиц, уличные кошки тоже были измождены.

В последующие дни ситуация только ухудшилась. На страусов плохо действовал шум стрельбы на улицах, иногда совсем рядом с зоопарком. После одной особенно бурной ночи половина страусов умерла от болезни, похожей по симптомам на грипп, но, судя по всему, бывшей следствием паники. Слона в ту ночь задела пуля. Правда, ранение было поверхностным, но он нуждался в лечении. Обезьяны разражались дикими воплями. Носорог выглядел так, будто страдает кишечными спазмами. Короче говоря, Фарид пришел к выводу, что ничего не поделаешь, придется вызвать Абдаллу, ветеринара, несмотря на его нервный срыв. Впрочем, Абдалла согласился и был только рад наконец-то выйти из дома. Работа пошла ему на пользу, и он вновь посвятил себя заботе о животных, делая все, что требовалось. Но, хотя он приходил на работу каждый день и, казалось, вернулся к нормальному образу жизни – ему даже удалось вылечить носорога, – через месяц он исчез и не отвечал на звонки. Бремя заботы о животных легло целиком на аль-Амрави, бывшего экскурсовода, работавшего в основном с израильскими туристами. Он делал все возможное, чтобы улучшить ситуацию.

Однажды, вскоре после выборов, когда старая власть поменялась на новую, да и та скоро тоже сменится, аль-Амрави стоял в зоопарке и, словно прикованный к месту, размышлял о чудесах и о необъяснимости мироздания. Неужели вон та стройная женщина, стоящая рядом с ланями и кормящая их чем-то, издали напоминающим долму, – это действительно Селеста Сануа, дочь легендарной главы еврейской общины, Анетты Сануа, которая умерла в девяносто один год вскоре после падения старого режима? Долгие годы старая Сануа не давала спуску посетителям, пытавшимся пройти в женскую часть синагоги Бен-Эзры. «Властная женщина была», – подумал на иврите бывший экскурсовод, использовав правильное слово «холешет», несмотря на его корень «хет – ламед – шин», обозначающий слабость, – ее дочь теперь тоже властная женщина.

Когда-то он видел фотографии их обеих в газете «Аль-Ахрам», в статье про богатых и уважаемых жителей столицы. В статье сообщалось, что матери и дочери принадлежит много домов в Каире. Со времени работы с израильскими туристами он знал, что у матери был ключ от женского отделения синагоги. Когда-то именно через отверстие в стене этого отделения в пыли проползали на чердак, где была обнаружена гениза, стоящая миллионы и миллионы.