Египетский роман

Искусству изящно вышивать Селеста научилась у матери. Часто они сидели у телевизора с вышиванием. В последнее время она вышивала на черной сатиновой ткани цветы по образцам из интернета, а потом делала из этой ткани красивые подушечки с невидимой застежкой, скрытой за складкой. Надо отметить, что она была виртуозом не только ручной, но и машинной вышивки и шитья. Она заказывала нити и иглы из Франции по интернету, и они приходили через два дня.

Селеста провела несколько лет за пределами большого дома, в разных принадлежащих ей квартирах в Каире, но, когда ее матери исполнилось восемьдесят лет, вернулась в большой дом, чтобы быть с матерью в ее последние годы. Так она объясняла это себе.

Мать Анетта и дочь Селеста не ощущали никакой связи с Государством Израиль. Напротив, они тщательно избегали всяких контактов со своими собратьями по ту сторону пустыни и с их посланцами в Каире. Они сразу выкидывали в мусор приглашения посетить на праздники израильское посольство. Они считали себя принадлежащими египетской нации египтянками иудейского вероисповедания.

– Кормить животных запрещено, – все-таки сказал директор.

– Вы здесь работаете? – спросила Селеста и продолжила, не дожидаясь ответа: – Да, кормить животных запрещено. – Она показала на выцветшую табличку с этими словами. – Но как их не кормить? Посмотрите, как они выглядят.

– Их кормят работники зоопарка, – автоматически ответил директор и пошел за ней. Он замолчал, видя, как гиены набросились на остатки принесенного ею мяса.

Селеста кормила гиен нарезанными куриными шейками. У аль-Амрави разболелась голова. Она снова кинула гиенам шейки, и они набросились на еду.

– Они умирают от голода, – сказала Селеста.

– Видно, сегодня о них забыли, – попытался объяснить Фарид.

Он сразу же распознал ее трогательную слабость и огромную потребность в любви и в признании и решил, что не будет с ней спорить.

Ему показалось, что она старше его как минимум лет на десять. Может быть, больше. Очень может быть, что ей за шестьдесят, но она в хорошей форме. А ее высокий рост словно делает его ниже! «Интересно, замужем ли она», – подумал он и тут же понял, что, будь она замужем, муж ни за что не разрешил бы ей в эти дни слоняться одной по зоопарку, как бы она ни сочувствовала животным.

– Я проверю, что там сегодня с кормежкой, – сказал он, взяв старенькую «Нокию», чтобы отдать указания начальственным голосом, но батарейка села, и, попрощавшись, он направился к себе в офис.

Вечером он изменил своему обыкновению сидеть дома и вышел на улицы, посмотреть, что где творится. Улицы, даже центральные, были тихи, и он спокойно шел вперед. Его переполняло хорошее чувство, казалось, вновь появилась надежда. По дороге он понял, что легко может влюбиться. Он попадется в ее сети, даже если они немного истрепались. Что здесь такого? Он тоже устал от жизни. Особенно кстати, что у нее уже не может быть детей, так что тут она его не подставит.

Ее глаза, в которые он смотрел сегодня, были красивыми и большими, они излучали приветливость и холодок. «По ней видно, что ее сердце не раз было разбито, – подумал аль-Амрави, и холодок не отпугивал его. – Мир изменился, – сказал он себе, – не надо ожидать от людей слишком многого».

Примерно раз в неделю Селеста приходила в зоопарк кормить зверей. Иногда она надевала одноразовые перчатки, которые выбрасывала в самом зоопарке. Однажды она даже принесла львам кебаб. Они тут же его сожрали, и лев попытался зарычать, но в итоге только зевнул. Она приносила оленям рис, а обезьянам орехи. Однажды она появилась только с горлышками из мясной лавки для хищников и с кукурузными хлопьями для всех остальных. Фарид не мог понять, что означает это изменение, то ли оно свидетельствует об ухудшении финансового положения, то ли просто временный каприз, результат чего-то вычитанного в интернете.

Потом настал еще один кровавый день, когда убили ее бухгалтера. Из винтовки, на демонстрации против законности прошедших выборов. Селеста была в шоке. Она еще не успела переварить смерть Анетты, а тут Дионисий, ее бухгалтер, наполовину грек, который был доверенным лицом семьи. Она перестала выходить из дома, даже в зоопарк. Потеря матери и преданного бухгалтера в течение года – для нее это была зловещая шутка мироздания над той, чью жизнь и так нельзя назвать прекрасной.

Она уволила кухарку и садовника, потому что не хотела видеться с ними каждый день. Бывали часы, когда их присутствие было ей тяжело: оно обязывало проявлять вежливость, когда ей хотелось поскорее оказаться в постели. Она оставила только коптскую уборщицу, которая приходила дважды в неделю, убирая зараз половину дома. У нее начались новые страхи. Она особенно боялась открывать приходящие по почте письма. В сущности, у нее развилась фобия по отношению ко всем деловым бумагам, и они накапливались. Счетами и деньгами всегда ведала ее мать с помощью Дионисия. Анетта много лет нахваливала его дочери, ее слова и сейчас звучали в ушах Селесты: Дионисий, Дионисий, Дионисий.