Египтолог

Под «сотворением себя» я не разумею превращение бедняка в богача. Я разумею скорее тех людей, которые, будучи детьми, оказались отвергнуты или угнетены; собрав доступные им крохи и крупицы, они молотом живокипящей, творческой натуры выковывали собственную суть, отмеченную силой и, что еще важнее, стилем. Суть, созданная такими людьми, не несет мало-мальски заметных следов темной наследственности, дурного воспитания, провинциальных городков, где прошло их детство, совершенных против них злодейств, ни следа обделенности (деньгами, лаской, питанием, дружбой), ни следа первоисточника; эта суть – творение эстетическое и практическое, богоподобное в своей простоте и совершенстве. В простоте: на человека не влияют ни родители, ни деревенские традиции, он обходится только своей головой, только порождающим самое себя сознанием. В совершенстве: создано должно быть абсолютно все: точки зрения, манеры, верования, ценности и стильные жесты. Ничто унаследованное не допускается из недопустимого прошлого.

Однако же ирония судьбы заключается в том, что именно таких людей обычно не замечают, а замечают, напротив, таких, как я – рожденных в любви, окруженных наставниками, благополучных со всех сторон. Наверное, более прочих стихов меня восхищает катрен 24 (есть в отрывках «В» и «С»):

Атум-хаду посмотрит вниз и удивится: как высоко!
Атум-хаду озирает все, что он одолел, и дышит легко.
Атум-хаду не имеет долгов, он никому не обязан собой,
Потому он может так поступать, как не может никто другой.

Легко представить себе, как сочиняет это стихотворение молодой человек, не так давно обнаруживший, что сделался царем Египта.

Об имени Атум-хаду: Отвлекшись от характерной египетской мифологии, мы находим две детали важнейшего исторического значения: Атум-хаду пришел ниоткуда и назвал себя сам. Легенда не предлагает иных объяснений. Он был не царского рода, но крестьянского, в условиях разрухи конца династии его возвышение было возможно. Полное пятисоставное имя царя, открывающее текст и завершающееся именем «Сына Ра» Атум-хаду (Атум-Кто-Возбудился), приводится здесь впервые. Традиционно имя «Сын Ра» царь получал при рождении, оно давалось новорожденным царской семьи и звучало, естественно, по-царски. Однако, как оказалось, наш незаурядный герой, вознесшийся, невзирая на скромные возможности, на самый верх, с рождения звался по-иному.

Разумеется, можно пожалеть этого мальчика, самому себе рассказывавшего на ночь сказки и сочинившего себе небесного родителя. Анализировать историю Атум-хаду следует с позиций современной социологии: согласно исследованиям, в тех жутких случаях, о которых мы слышим и читаем, имеется, как правило, некий критический возраст, некий момент, когда ребенок впервые осознает тяготы своего положения, начинает понимать в конце концов, как он относится к своей, допустим, матери и отсюда – к окружающему миру. Этому моменту не пропасть в пропасти минувшего, куда я теперь лечу; однако, по правде говоря, жалеть таких детей не следует. Напротив, взгляните, сколь они красивы и храбры: вот мальчик восьми лет в последний раз вбегает в свой ветхий дом (ибо какой-то раз должен стать последним, неважно, поймет он это сразу или потом) и гордо и громко оповещает хозяйку о каком-то своем достижении, все еще предвкушая (обрубком детского инстинкта любви) похвалу. Он гордо и громко рассказывает о том, что освоил то или это в науке или в спорте. В знак полнейшего к нему равнодушия он получает либо зуботычину, либо вымоченное в ликере слащавое проклятие, либо соплетекущее, рвотное молчание; его полуродные братья-сестры ползают по комнате и ревут. Трагичен ли этот миг в сознании ребенка, которое распускается подобно цветку? Не совсем; почему мы считаем, что дверь закрывается, а не отворяется – с тем же самым скрипом? И разве способно нетренированное ухо уловить разницу? Закройте глаза; если душераздирающий визг донесется до вас ветерком озарения либо шанса все изменить, вы почувствуете то же, что, судя по всему, чувствовал Атум-хаду. Ему открылось нечто, что он предпочел называть ночным нисхождением Сета.

Современная социология говорит, что наиболее смышленые дети осознают важность этого момента; приноровление к нему – не что иное, как второе рождение: «младенец» полностью независим, свободен от оков иллюзий и иллюзий оков. Он становится обоими своими родителями. С этого дня он будет создавать себя сам. Когда царь выбирал имя, под которым его позже узнал мир, он думал, конечно же, о том, что с этого момента начнется величайшее из сотворений – сотворение меня.