Его Америка

Кроме всего сказанного, несчастный народ до того оглупел, что, несмотря на свое бедственное положение, в известное время года на каждой улице или площади, собираясь в кучи, бьет себя в грудь, рвет волосы и наполняет воздух криками: «Шахсей, Вахсей!» Подходишь ближе и спрашиваешь: «Что такое, что случилось?» На это получается следующий ответ: «Ах, зачем тысяча двести и еще несколько лет тому назад десять или пятнадцать арабов истребили десять или пятнадцать своих собратов на Куфе?!»

[…]

По части судопроизводства существует величайший беспорядок; не существует никаких положительно определенных узаконений и однообразия по этой части; так, например, если кто-нибудь обидит другого ударом в лицо, то обиженный не знает, к какой власти он должен обратиться с жалобой. Одни идут к муштеиду, другие к шейхуль-исламу, третьи — к имаму, Джуме (потому что с самого начала ислама до сих пор в Персии существует безобразное теократическое правление), четвертые — к базарному приставу даруге, пятые — к полицеймейстеру, шестые — к какому-нибудь принцу, и из этих лиц одни приговаривают обидчика к денежному штрафу, другие к палочным ударам по пятам, третьи совсем оставляют его без наказания, разумеется, не без причин, четвертые сажают его под арест, пятые увольняют от должности, если он должностное лицо, шестые ходатайствуют за него пред высшим правительством, также не без причины, и даже рассказывают, что обидчик иногда, в возмездие за претерпленную им от жалобы обиженного неприятность, получает от верховного правительства, по ходатайству своего патрона, еще почетный кафтан. Одним словом, нет никакого уложения для общего руководства, в котором против всякого рода преступлений ясно была бы определена мера наказания. Также нет никакого устава, в котором было бы определено награждение за всякое доброе дело; все зависит от произвола, начиная от мелких властей до крупных».

А еще вот эту часть:

— Взгляни теперь на государственную газету и в начале первого же столбца ты с удивлением останавливаешься на слове «преобразование», [красиво] отлитографированном крупным почерком с добавлением под ним, что оно сделано садр-а’замом, дай бог ему блаженство в раю после смерти. Это что такое? Неужели в Персии преобразование? И радуешься; но не радуйся, мой совет, попусту, прочти дальше; вот твой взор тотчас переносится на следующую строку, где ты читаешь следующее: «Господин садр-а’зам нашёл весьма необходимым для пользы покойников, чтоб вперед похороны совершались в следующем порядке и сопровождались следующими обрядами, через каких-то духовных лиц…».

[…]

В Персии до сих пор еще не понимают, что при воспитании детей наказывать их палками и пощечинами — значит портить их нравственность, делать их низкими и подлыми, заглушать в них врожденные добрые качества и порождать в них трусость и лживость. В Персии нет ни одной школы, где бы глупый содержатель ее не имел у себя проклятой машины фелакке для наказания детей палками по пятам! Странно еще и то, что невежественный родитель дитяти при отдаче его в школу обращается к содержателю со следующими словами в присутствии самого ж дитяти: «Господин учитель! Я поручаю тебе своего сына для воспитания, мясо его принадлежит тебе, а кости мне, воспитывай его как следует». Учитель же по обыкновению отвечает: «Будь покоен — палки и фелакке будут перед его глазами…».

После подобного воспитания какого же можно ожидать от детей благородства, чувства чести и умственного развития в зрелых летах! Еще страшнее то, что министр народного просвещения, называемый в Персии везири-улум, совершенно равнодушен к этому обычаю и нисколько не думает запретить его содержателям школ».

О! Он читает мои мысли.

— Провинциями по большей части управляют невежественные принцы, не имеющие никакого познания; пред ними народ в позорном рабстве выражает чувство преданности по следующему этикету.

Они заседают на верху присутственной залы, а подданные, без различия звания и сословий, все стоят пред ними, скрестивши руки на груди, и ждут их повелений, чуть только они откроют рот и вымолвят какое-нибудь слово, со всех сторон голос одобрения возвышается и повторяется.

Во время же шествия принцев по улицам толпа грубых феррашей предшествует им и отгоняет проходящих с дороги грозным кликом: «Буревид, буревид!» (Уходите, уходите прочь!) Если какой-нибудь несчастный прохожий по оплошности не успеет во время отойти с дороги, то он неминуемо попадёт под удары дубин неумолимых феррашей.