Читаем Его Америка полностью

Инцидент не сильно повлиял на наше душевное состояние, мы продолжили чаепитие и беседы, и так бриз ласкал наши пятки до самого наступления ночи. Мы, три художника, полюбовались закатом солнца. Волны в последних золотистых лучах светила были очень богаты красками, это очаровывало. Засоленные мы вернулись в город на такси.

Наиля пригласила меня завтра зайти в мастерскую своего деда во внутреннем городе. Хочет показать, что у нее и как.

Кстати, из IREX отправили список уроков на следующий семестр. Надо будет выбрать7.


27 июня, 2012

Как же долго старый таксист ворчал! Все задавал риторические вопросы и сам же в антиправительственной выражениях отвечал на них.

Я почувствовал необходимость отразить его неаргументированные обвинения. Сказал, что вот родители мои умерли и государство ежемесячно выделяет мне социальное пособие, поддерживает, что оно еще и платит за мое образование и чтоб он не ожидал тихую, сытую жизнь на золотом блюдце от государства, ныне век капитализма — всеобщей равности нет. И завершил я, назвав его совковым. На это он сильно разозлился. А когда я сказал, что еду учиться в США, он вообще посмотрел на меня как на врага. Сразу начал выкладывать информацию, полученную из зомбоящика; мол, не знаю ли я, что США делают с мусульманскими братьями моими в таких-то странах. Я промолчал про свои агностические взгляды, что поверю в рай, если для этого потребуют какую-то определенную сумму. Дальше он, все больше и больше злясь, говорил, что, мол, Америка «эта ваша» промывает всей теперешней молодежи мозги. Понятие «культурная колонизация» ему, конечно, неизвестно. Мы стояли в пробке, и чтоб не слышать его, я надел наушники.

Наиля встретила меня у главных ворот и повела в мастерскую. Что ж, мастерская обычная: на полу бумаги с набросками маков — она любит рисовать маки, — испачканная одежда по углам комнаты, нарисованные наполовину и оставленные на потом картины, остатки грунта, разноцветные комочки ваты повсюду, на старых стульях кисточки и тюбики масляной краски Ladoga — купленные, наверное, в Хагани на третьем этаже, — ножи для подтачивания карандашей и остро нарезанные куски ластика, пара грязных палитр, старые сломанные вазы и гниющие фрукты для натюрморта и пустые бутылки коньяка, — дед Наильи любит писать в пьяном состоянии.

От критики ее работ я воздержался и отметил лишь понравившиеся зарисовки портретов. У нее это получается.


28 июня, 2012

В метре.

Девушка напротив явно заинтересовалась винтажным переплетом моего дневника, она так смотрит. Но это не важно. Я сдал сессию! С ней покончено: один D, пара С, остальное В, последний тоже, наверняка, будет В. Вполне неплохо для не регулярно учащегося студента.

Сегодня переночую у Гены, посмотрим через проектор какую-нибудь драму. А завтра в полдень выезжаю в Гянджу. Я свободен.


30 июня, 2012

Суббота. Десять вечера. Гянджа. Пустой дом тети.

Праздность и эйфория успеха проходят. Все, кто могли поздравить, поздравили. Все лестные поздравления, которые можно было услышать, услышал. Все оттенки радости, которые можно было испытать, испытал. Теперь внутреннее опустошение лишь обуревает.

Помнишь, пару лет назад в этом же доме в такой же вечер получил смс-ку от Азерсель, подтверждающую, что я поступил на Американоведение БГУ. Порадовался ли? Нет, с моими 598 балами это должно было случиться и случилось. К чему нужен был лишний пафос?

Сейчас средь запыленных тестовых банков нашел дневники того периода и читаю. Там даже и слова нету про поступление. Только пишу, что читал Грозовой Перевал и слушал последний альбом Manga. И кратко про ту девушку, которая плакала мне в жилетку про то, как после досадного результата в 470 балов на вступительном экзамене она не могла перенести тяжелые взгляды и обидчивое молчание своего больного отца, который никак не ожидал такого исхода и уповал на 600 балов. Пишу: «Она мне надоела нытьем, и я ее отшил одной смской. Все равно вон сколько девушек». Инфантильно и неадекватно. Можно же было написать что-то вроде «If you stay with me, girl, we can rule the world». Она позже написала мне, что от успеха у меня голова закружилась. Может, она была права. Но сейчас никакого головокружения от успеха у меня точно нет. А ведь начитавшись НЛП книг, став лидером десяти-пятнадцати ребят, окружив себя нужными людьми и родственными душами, тихо-тихо приближаясь к заветной цели, я желал лишь одного — выиграть стипендию и покинуть бакинскую действительность. Теперь этого достиг, но счастлив ли? Нет. Наоборот, опустошение внутри, самооценка упала, депрессия над душой веет, непонятно к чему теперь стремиться.

Надо бы определить новые цели. Бессмысленно же как жить без мечты, не чувствовать рвения к достижению чего-либо. Где мир, одной мечте послушный? Мне настоящий опустел! Хотя пишут же в статьях, что счастье не в самой цели, а в процессе достижения.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Белая голубка Кордовы
Белая голубка Кордовы

Дина Ильинична Рубина — израильская русскоязычная писательница и драматург. Родилась в Ташкенте. Новый, седьмой роман Д. Рубиной открывает особый этап в ее творчестве.Воистину, ни один человек на земле не способен сказать — кто он.Гений подделки, влюбленный в живопись. Фальсификатор с душою истинного художника. Благородный авантюрист, эдакий Робин Гуд от искусства, блистательный интеллектуал и обаятельный мошенник, — новый в литературе и неотразимый образ главного героя романа «Белая голубка Кордовы».Трагическая и авантюрная судьба Захара Кордовина выстраивает сюжет его жизни в стиле захватывающего триллера. События следуют одно за другим, буквально не давая вздохнуть ни герою, ни читателям. Винница и Питер, Иерусалим и Рим, Толедо, Кордова и Ватикан изображены автором с завораживающей точностью деталей и поистине звенящей красотой.Оформление книги разработано знаменитым дизайнером Натальей Ярусовой.

Дина Ильинична Рубина

Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Проза
Обитель
Обитель

Захар Прилепин — прозаик, публицист, музыкант, обладатель премий «Национальный бестселлер», «СуперНацБест» и «Ясная Поляна»… Известность ему принесли романы «Патологии» (о войне в Чечне) и «Санькя»(о молодых нацболах), «пацанские» рассказы — «Грех» и «Ботинки, полные горячей водкой». В новом романе «Обитель» писатель обращается к другому времени и другому опыту.Соловки, конец двадцатых годов. Широкое полотно босховского размаха, с десятками персонажей, с отчетливыми следами прошлого и отблесками гроз будущего — и целая жизнь, уместившаяся в одну осень. Молодой человек двадцати семи лет от роду, оказавшийся в лагере. Величественная природа — и клубок человеческих судеб, где невозможно отличить палачей от жертв. Трагическая история одной любви — и история всей страны с ее болью, кровью, ненавистью, отраженная в Соловецком острове, как в зеркале.

Захар Прилепин

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Роман / Современная проза