Переговоры прошли удачно, а время уже близилось к вечеру. Вадим должен был внимательно следить за Агатой, чтобы не допустить к ней ее ненормального друга, который непременно придет. Так получилось, что действовать на него его же методом, стало быть мера необходимости. Изъять дополнительный заработок, уволить с работы, отвлечь от посягательств на МОЕ, и человек должен понять: «нельзя». Но видимо я утратил способность соображать и забыл, на что готов пойти отчаявшийся человек.
— Какого черта? — уже битый час проверяю навигацию Агаты, а она все не выходит из студии. Решила угробить себя? Или что-то произошло. Нельзя оставлять ни на секунду.
Звоню Вадиму, но и этот не отвечает. Я превращаюсь в безумца, который не может не контролировать действия своей жены. Мне нужно знать каждый ее шаг, каждый вздох, каждый взгляд в другую сторону. Если о ней ничего неизвестно, разбивает меня вдребезги. Последняя надежда на то, что кольцо на пальце, она не сняла.
— Агата в двух часах езды от нас, — после проверки, оглашает Матвей.
Все-таки крови не избежать.
— Собирай людей, и поехали.
Больше не будет никаких поблажек, никаких спусков. Разминаю руки, и предвкушаю расправу над всеми ублюдками.
Мы приезжаем на окраину города. Вокруг пустырь и ни одной души. Заходим внутрь, где веет сыростью и холодом, как из погреба.
От ветра на втором этаже со скрипом покачивалась створка окна с облупившейся белой краской.
В тишине раздался топот: сперва слабый, спустя минуту перерос в мерный гул, разбавленный неразборчивыми криками.
Дверь с шумом отлетает в сторону. А перед глазами в совершенно беззащитном состоянии, стоит Агата. Голая, с синяками на коленях и на бедрах. С пересохшими губами, задыхалась от слез. Она прижимается ко мне сильнее, окутывая своими нежными руками, держа прямо за сердце.
— Пожалуйста, — сквозь немоту в теле. — Побудь со мной.
Ее вид не дает мне покоя, но уйти отсюда без боя, я не смогу. Поэтому говорю ей уходить, а сам надвигаюсь на чересчур заносчивого мальчишку, который решил, что ему все можно.
Хруст ломающихся рёбер слился с воплем осатаневшего от боли Андрея. И это только начало. Мне доставляет удовольствие его мучения. Я готов впитывать в память ощущение, которое рождает теплеющая в руках мышца, держащая нож.
— Облегчи свою участь, — нарочито елейным голосом. — Расскажи, зачем ты следил за Агатой?
— Пошел ты, — сквозь стиснутые зубы. — Ненавижу тебя.
— Взаимно, — киваю, чтобы его простимулировали. Напротив, с такой силой ударил кулаком, что еще немного и жизнь бы прервалась. Специально выбирал таких людей, никаких сантиментов, отбитые отморозки. — Ты несколько ошибся, впутывая во все это Леонида. Наобещал золотые горы. Главным призом — Агата на блюдце. Глупые мечты. Не верю я в твою искреннюю помощь.
— Перестань! — отчаянно завопил. — Я скажу! Только отцу не говори!
— Ну вот, — зеваю от скуки. — Можешь, если захочешь.
Плевать мне уже на его отца, добивать лежачего не в моих интересах. Есть вариант получше. Посадить до конца дней в психбольницу. Не проживет и недели, но до этого будет мучиться в агонии. Ежедневно, видя потерянных душ. Сходить постепенно с ума, зная, что выхода нет, и не будет. Никогда.
— Адам, — откликнулся один из головорезов. — Мы нашли женщину.
Двое выводят, сопротивляющуюся Викторию, та брызжет слюной, шепча о милосердии и воздание за грехи, но достучаться до них невозможно. Они выполняют свою работу.
— Mein Schatz, (Душа моя,) — встретившись со мной взглядом, наигранно вздыхает. — Was für ein Zufall! (Какое совпадение!)
Актриса без Оскара. Тошнит от всей этой игры.
— Mach den Mund zu, (Закрой свой рот,) — рявкаю. — Ich stelle eine Frage, du gibst mir eine Antwort. (Я задаю вопрос, ты даешь мне ответ.)
— Adam, ich habe nichts damit zu tun, (Адам, я не имею к этому никакого отношения,) — до приторности сладким голосом чуть ли не пропела она. — Das ist ein Fehler. (Это ошибка.)
И тебе уготовлено самое блестящее будущее. В турецком борделе, где будут рады такой изворотливой собеседнице.
— Entweder du gestehst, (Либо ты признаешься,) — сухо произношу. — Oder ich gebe dich diesen hungrigen Kerlen. (Либо я отдам тебя этим голодным парням.)
В изумлении разинула рот, периодически хлопая ресницами. Думает блефую? Надеялась получить скорую амнистию? Смешно. Очень.
В относительной тишине, установившейся после того, как я поставил Викторию перед фактом, раздался жуткий крик, стремительно перешедший в отчаянный вой человека, не желающего умирать, но вынужденного отправиться в чертоги смерти.
— Адам! — плача. — Пусть он встанет, прошу!
Ухмыляюсь, лицезрев забавную картину, «беднягу» придавило могучим телом. И судя по габаритам, груз внушительный, а вес приближается к двумстам килограммам.
— Нет.
Во мне не осталось жалости. И я бы убил его, не задумываясь, но смерть — легкое наказание.
— Schweigen ist ein Zeichen der Zustimmung. (Молчание — знак согласия.) — обращаясь к ним. — Андрей, давай. Подключайся. За каждый неправильный лживый ответ, тебя ждет уродливая татуировка со шрамами, на всю твою короткую историю существования.