Его большой день

Поднял я тотчас же на ноги остальных лесничих. И началась погоня за незваным гостем. Но куда там! Такого старого пройдоху не сразу разыщешь. Места, где у оленей по ночам шли жестокие драки с этим разбойником, мы находили. На мушку же поймать его было куда труднее. Четыре жертвы этого бандита мы уже насчитали, а он всякий раз от нас уходил. Бродит то по одному склону, то по другому, места меняет и все бесчинствует. Не раз на сидьбе по ночам мы его басовитый трубный голос слыхали. Но пока дойдем, разбойника и след простыл!

Я лопался от злости. Не настигнем его — половину оленьего поголовья на нашем участке потеряем. Дома я даже разговаривать со своими перестал, на всех исподлобья смотрел, так что меня стороной обойти старались.

И все-таки расправился я с этим негодяем.

В половине октября дело уже было. Выбрал я место для засады вот на этой стороне, у большой лесосеки. По одному ее краю старый дремучий бор, но другому — пихтовый и еловый подрост. С высокой сидьбы вся вырубка видна как на ладони.

Жду-пожду. Ни один листок не шелохнется. Тишина. Долго ждать пришлось. Наконец появилась на вырубке косуля с двумя козлятами. У матери был еще летний мех, а молодые уже обросли серой зимней шерсткой. Природа-то, знаете, печется о созданиях послабее.

Паслись косули спокойно, а я этой красивой картинкой любовался.

Вдруг вижу, на верхнем конце вырубки из чащи ланка выходит. Постояла неподвижно, словно изваяние, всматривается, нет ли опасности. Старая, значит, была, вожатая. Вышла, а за ней еще вторая с олененком. Пасутся обе оленьи семейки, ощипывают побитые морозом листья ракит, чертополох, травку.

То одна ланка, то другая вдруг замирает, подняв голову, и все в чащу поглядывают, откуда они вышли. За ними олень идет — догадался я сразу. А он и вправду вскоре на вырубку вышел. Молодой, с пятью парами отростков на рогах — прекрасное животное! Я долго не мог от него глаза отвести.

Уже смеркаться начинало.

«Что он сделает, если поманить его?» — подумал я, приложил коровий рог к губам и тихонько затрубил. Олень голову поднял, в мою сторону поглядел. Протрубил я еще разок. Он ответил мне низким голосом.

Я был рад-радехонек, что он откликнулся. По голосу слышно, что таким оленем любой лесничий может гордиться.

А на вырубке уже почти стемнело. Решил я спуститься с сидьбы. И вдруг — треск сухого валежника.

Кто это? Любопытство меня разобрало. Я так и застыл на сидьбе. Думаю: наверное, еще один олень на мой манок вышел.

А треск все громче да громче.

Каким же этот олень окажется? Волнуюсь, жду.

Все больше темнеет. В бинокль уже еле видна лесная опушка. Откуда олень выйдет?.. Вдруг моя рука с биноклем замерла. На опушке старою бора стоит олень! Да какой! Я собственным глазам не поверил! Чудище! Старый разбойник! Брюхо впалое, сам поджарый. Поглядел я на голову — и сердце забилось. С одной стороны на голове — вилка, с другой — острие, как меч, торчит. Да ведь это тот самый бандит! Видно, на звуки манка пришел, чтобы соперника убить.

Стоит на месте и высматривает: где это тут олень трубил?

«Что делать?» — думаю. Темно, мушки почти не видно, а случай редкий. Решил я стрелять.

Бац — выстрелил я, почти не целясь, скорее наугад.

«Попал или нет?» — думаю, а сам уже иду к месту, где разбойник стоял.

На листьях капельки крови видны. Издали треск и шум доносится. В ту сторону, значит, раненый разбойник побежал.

Идти за ним?

Темнота на лесосеке вовсе сгустилась, в лесу черным-черно. В такую ночь все равно ничего не сделаешь, разве что нос расквасишь о какой-нибудь пенек. Я заломил еловую веточку для памяти и ушел домой.

И, признаться, нею ночь глаз не сомкнул.

Утром, еще затемно, я с псом Ериком был уже на вырубке. Когда совсем рассвело, отправились мы за оленем по кровавым следам. Капли крови виднелись справа и слева от следа. Значит, разбойник навылет ранен. Далеко уйти не мог.

Я Ерика по следу пустил, а сам за ним. Собака нос от земли не отрывает и только поводок дергает. Так вперед и рвется.

Пока олень среди деревьев пробирался, идти по следу легко было. Хуже пришлось, когда след привел к обрывистым горным склонам. С них трудно спускаться, а свежие утренние следы как раз вниз и вели. Только молодец мой Ерик! Его не проведешь.

Вдруг он стойку сделал. Бока ходуном ходят, ноздри раздуваются. Значит, олень близко, тут где-то! Так и есть! Он лежал в густом кустарнике, но еще живой. Увидел нас, вскочил и прочь побежал.

«Э, негодный, ну и живуч ты!» — мелькнуло в голове.

Я живо отстегнул поводок и кричу Ерику: «Ерик, Ерик, за ним!»

Огромными прыжками бросилась собака к оленю, и оба исчезли из виду. Вскоре послышался веселый лай Ерика. Я побежал на голос. Рубашка к телу прилипла, шляпа слетела с головы, а я мчусь что есть духу. Ерик уже на одном месте лает.

Собаку я издали приметил, а оленя — нет как нет. Подбежал я ближе, свернул в сторону. Да вот он! В болото забрался. Ноги расставил, голову к земле опустил и рога острые выставил — к бою готовится. Того и гляди, на Ерика бросится.

Вскидываю двустволку к плечу — трах-трах! — прямо на бегу стреляю.