Ego - эхо

Думаю так про Галину Алексеевну: я оказалась внутри Шурани, то есть мы - вместе, как папа, как летчик. А Галина - снаружи, то есть отдельно. Она ничего не делала предосудительного. И с Шураней, - пусть непредсказуемо, пусть совпадение, - но это она свела нас. Она рассказала и про папу, и про Ленинград, и про эвакуацию, и про жизнь в Пятигорске при немцах, и про детский дом, и про пирожные. Про все рассказала одинаково.

Это я - эгоистка - хотела, чтоб - по-разному...

"ОРГАННОГО НЕ ТРОНУТЬ ЭХА"

прелюдия двенадцатая

У

папы были причины податься в Пятигорск. В детстве он жил там, в имении своих родителей. Время от времени братья-офицеры собирались вместе и друзей привозили на Кавказ. Собирались суматошно, неожиданно. В одну из таких встреч случилось роковое. Случилось несчастье.

Молодые люди наперебой развлекались, кто во что горазд, и в игровом порыве один из них вложил в ручки пятилетнего ребенка самый настоящий револьвер и помог своей взрослой рукой нажать курок. В проеме двери появилась девочка и мгновенно упала.

Это произошло в 1891 году. С тех пор папа не мог пережить этого удара. Революция, новая власть, братики уже сосланы кто куда, а папа все нес эту тяжесть сам. Один. Не смог найти себе места. Ни в новой стране, ни в потерянном себе. Он не искал виноватых, не ругал и власть, он, как надо, отнесся к Отечественной: старым уже пошел в ополчение, когда враг стоял под Ленинградом.

Тогда брали всех. Не проверяли. Не до этого было.

Историю мамы знали все домашние. Как она - шестнадцатилетняя - стояла у калитки их пятигорского дома, когда мимо проходил мой будущий папа. Мама была маленькая, щуплая, и показалась издали папе - он искал всю жизнь это "показание" - той самой девочкой, погибшей сестренкой -Верочкой. В следующий миг очнулся от наваждения, увидел не девочку - барышню, хрупкую, тонкую. Он принял это как явление, как знак ему. Тот, девочкин облик собирался годами-годами, и этот - мамы моей будущей - вмиг его вытеснил.

Вечером того же дня папа пришел к маминому отцу, представился, и вскоре был назначен день венчания.

Пятидесятилетний, грузный, с загнутыми усищами, всегда подвыпивший, мой дедушка, не хотел ни понимать, ни принимать новой жизни. Не хотел предвидеть будущего, не хотел анализировать прошлого, не желал перестраивать жизнь согласно уже свершившимся событиям. Считал, что бывшие дружки, хозяева-стеклозаводчики, которым он много лет честно и усердно служил, предали его. Те же, побросав свои заводы, бросили заодно и деда. Бежали за границу. А дедушка состояния не накопил и с грузом семьи не мог ехать за ними и растерялся. Шел страшный голод Поволжья, болезни и мор.

До конца дней дедушка был обижен на господ и на всю советскую власть. И не себя обвинял в том, что из бравого мужика гусарского вида, полного могучих сил, он раньше времени превратился в толстого печального старика. Пил каждый день хотя понемногу, но непременно, в одиночестве. По дороге с работы. Старшую дочь без оглядки выдал за русского немца, вскоре отправленного в ссылку. А младшую, мою маму, - единственно любимую, еще ребенка, продолжал губить либо безысходной тоской, либо своим деспотизмом, который он сам сознавал в трезвом виде. Здесь и появился папа, мой Константин Иванович.

Мама увидела проходящего мимо незнакомца и упала в обморок, потому что в ночь перед этим видела сон: - будто бы она держит фотографию, где она изображена в паре именно с этим человеком, с будущим моим папой. И в том же сне она разрезает фотографию на две части...

Дед выдал маму за дворянина, хотя и бывшего. Не хотел поверить в новую жизнь? Как же: предстал женихом бывший офицер - почетно и назло кому-то. В одно из протрезвлений, однако, дедушка настоял сжечь портреты военных родственников отца вместе с дорогими рамами, на всякий случай. Что это оказалось не местью новой власти- а будущим поколениям и нашей истории. Но Бог с ним.

Так или иначе, но венчание состоялось. В Пятигорске.

А моя бабушка Оля еще рассказала мне, что произошло дальше.

Сразу после венчания папа снял комнату по соседству. Военный инженер, он нашел работу лишь агронома. Работа вынуждала его часто уезжать в отдаленные земельные районы.

Тем временем пятигорское специальное учреждение - ОГПУ начало охоту на всех бывших, и папу стали вызывать на ежемесячные регистрации.

В тот раз папа приехал досрочно и прежде всего забежал домой. Мама ждала меня - оставались считанные дни до родов и папа волновался.

Я родилась за неделю-полторы до вычисленного срока, весом - на глазок далеко до двух килограммов.

После семнадцатого года, во время голода в Поволжье, мама была при смерти, еле выжила, - четыре разных тифа, скарлатина и страшная тропическая лихорадка. Неразвившейся еще девочкой она родила меня в 17 лет.

МАМОЧКИНА ЗАПИСЬ