Словно в подтверждение моих слов галаком отзывается тихим жужжанием. Хватаю его со стола почти так же стремительно, как в первый раз. Касаюсь пальцем виртуального конверта и разворачиваю коротенькое письмо, написанное Дарьей.
«У меня всё хорошо. Здесь я ни в чём нуждаюсь. И всё же скучаю по Призону. И виду из твоего окна… Пожелай мне спокойной ночи».
Улыбка медленно расползается по моим губам.
Понимаю, что чувствует Дарья. Потому что сам испытываю такие же чувства.
Я познал вкус власти.
Я распоряжался чужими жизнями, как будто они принадлежали мне.
И даже сейчас, находясь в изгнании, я могу позволить себе многое. Большой дом, слугу-управляющего, личный аэромобиль. Могу позволить себе купить Куклу за шестьсот тысяч галаксов…
Но ночью, лёжа в холодной постели, я не могу протянуть руку и ощутить тепло той, кого люблю.
Наверное, если бы кто-то увидел меня сейчас со стороны, сказал бы, что я выгляжу глупо.
Мне впервые на это откровенно плевать.
На автомате набираю ответ: «Спокойной ночи, моя куколка…»
Наша переписка — это своего рода игра, которую придумала для нас Дарья. По условиям этой игры я не должен писать и звонить первым. Всё что могу, лишь смиренно ждать, когда это сделает она.
И ещё мы никогда не говорим об Элрое.
Такая игра мне совсем не нравится. Но я предпочитаю её полному молчанию. Лишь потому безропотно принимаю установленные Дарьей правила.
В конце своего сообщения Дарья всегда просит пожелать ей доброй ночи. А я словно какой-то зелёный юнец так и не нахожу в себе сил открыться ей в своих чувствах…
Всё это не могло продолжаться вечно. Рано или поздно, должно было произойти что-то, что всё изменило бы.
Наверное, даже само мироздание устало наблюдать, как мы с Дарьей мучились от невысказанных чувств сами и мучили друг друга.
И однажды я проснулся от собственного крика. Вскочил с кровати в ледяном поту прямо посреди ночи. Руки и губы дрожали. А сердце бешено колотилось и, казалось, готово было вырваться из груди.
Мне первый раз в жизни приснился кошмар.
В этом кошмаре я увидел Дарью. Она шла по длинному пустому коридору. Закованная в тяжёлые, грубые цепи. А за ней следовала чья-то чёрная тень.
Я хотел спасти от неё Дарью. Хотел защитить мою куколку. Но как бы громко ни звал её, как бы ни пытался дотянуться, ничего не мог сделать.
Лишь наблюдать издалека.
И когда в конце коридора Дарья вдруг, споткнувшись, упала, тень метнулась к ней. Она склонилась над Дарьей, и я увидел, как по полу растекается ярко-алое пятно крови…
Те несколько часов, что остаются до рассвета, я сдерживаю порывы позвонить Дарье. Привожу десяток аргументов, чтобы убедить себя, что с моей девочкой всё в порядке. Просто потому, что дом наместника надёжно защищает её.
Когда в конце концов наступает утро, я всё ещё предчувствую опасность, грозящую Дарье. И нарушаю правила нашей с ней игры. За весь прошедший в разлуке месяц делаю это впервые.
Я набираю на галакоме её личный номер и какое-то время слушаю тишину, кажущуюся бесконечной.
Когда моё отчаяние уже достигает апогея, от Дарьи неожиданно приходит сообщение.
Не пугать же её. Не рассказывать же о том, что сам испугался из-за дурацкого ночного кошмара.
Дарья почти сразу присылает мне ответ.
Я выдыхаю с облегчением, и чувствую, как медленно успокаивается и затихает бег сердца.
Хвала небесам! С Дарьей всё хорошо!
Она не одна. Она в безопасности. И ей ничто не угрожает.
А все те ужасы, что так растревожили меня ночью, были всего лишь дурным сном.
Откладываю галаком в сторону и тру ладонями гудящие от волнения виски. Не успеваю толком ни о чём подумать, как устройство связи на столе оживает вновь.
Не знаю, почему я решаю, что это новое сообщение от Дарьи. Наверное, потому что всей душой хочу, чтобы это было так.
Резким рывком дотягиваюсь до стола и беру галаком. На экране, действительно, мигает виртуальный конверт сообщения. Но оно не от Дарьи.
Открываю и читаю всего два коротких предложения: «Приезжай немедленно! Это вопрос жизни и смерти!»
Я знаю, что Марта никогда не шутит подобными вещами. И поэтому, не тратя времени на раздумья, срываюсь и уже спустя пару минут лечу к ней.
Посадив аэромобиль рядом с домом, врываюсь в прихожую и ору:
— Марта! Что стряслось?
Проходит несколько мгновений, прежде чем она появляется. Такой я не видел её ещё никогда. Бледная, растрёпанная, не похожая сама на себя, она стоит, чуть пошатываясь, как пьяная.
И, кажется, или вот-вот разрыдается в истерике, или рухнет в обморок прямо мне под ноги. Подскакиваю к ней и подхватываю под руки.
— Марта! Что стряслось? — повторяю на автомате. — Тебе плохо?
Она вяло качает головой.
— Мне ужасно, — шепчет она. — Я никогда раньше не была виновата в чьей-то смерти. И я хочу всё исправить.