Его (ЛП)

— К тому, что это помогло бы мне почувствовать себя менее одинокой.

Он обернулся и встал, свободно удерживая руки по бокам. «Обнажённый, но стоящий рядом со мной, — подумала я, — он оглядывал мир как подготовленный воин». Вот только в руке не хватало ножа.

— Ты мне небезразлична.

— Я тебе не верю.

Он развёл руки в стороны ладонями вверх.

— Чего ты хочешь?

Воздух в комнате был спёртым. Весь мой организм отвергал его. Я свернулась калачиком на боку, натягивая простыни себе на плечо. Я была такой идиоткой. Думала, что, когда потянусь к нему, он потянется в ответ. Но он не был человеком. Он был монстром. И из-за моей любви к нему я тоже была монстром.

— Ничего. Мне всё равно.

— Всё равно? Даже если я выйду из дома?

Я понимала, о чём он говорит. Но всё же мой голос прозвучал монотонно, безразлично. Я и не знала, я ли это говорила или кто-то другой.

— Если тебе нужно кого-то убить, — произнесла я, — убей меня.

Гейб.

Меня чуть не вырвало. Я обесчестил её, бедную девочку. Отравил её собой, отравил её тьмой.

И теперь она хотела умереть.

Я натянул штаны обратно. Затем вытащил из ящика нож. Её глаза, в отличие от зрачков, не расширились, когда она взглянула на лезвие в моей руке.

Она по-прежнему думает, что я могу убить её?

— Мне жаль, — повторил я.

И да, мне было жаль. Вина разрушала меня изнутри, вызывая отвращение вперемешку со страхом. Она всё ещё лежала там, обнажённая и заплаканная. Загрязнённая моими грехами. Я пошёл к двери.

— Нет, — выдавила она. — Габриель.

— Мне жаль, — дверь за мной закрылась.

И на двери в спальню оказался замок.

— Нет! — завопила она из-за двери. Замок захлопнулся с тяжёлым металлическим лязгом. Её шаги к двери. Удары её кулачков. — Нет! Гейб! Нет!

— Мне жаль, — я произнёс это самому себе, спускаясь по лестнице ещё ниже: в подвал, ниже, ниже.

Там было темно — на полу подвала — куда я прилёг и закрыл глаза. Тень всегда будет частью меня. Я закутаюсь в неё и больше никогда ни к кому снова не прикоснусь. Не стану портить окружающий мир. Шли часы, много часов, а я не ел, не пил. Я не заслуживал освобождения. Я лгал самому себе о том, что делал. Люди, которых я убивал, были чудовищами, но я был хуже любого из них.

Я не заслуживал ничего, кроме тьмы.

Глава 26.

Кэт.

Когда он взял из ящика нож, я замерла.

Собирался ли он дать мне то, что я просила? Я просила его убить меня, но также говорила, что, наблюдая за ним, осознала, что не хочу умирать. Он заставил меня почувствовать себя живой, куда более живой, чем я чувствовала себя в более молодом возрасте. И мне хотелось жить.

Я чуть улыбнулась, как бы странно это ни было. Только после угроз убийства, только после всего того, что он со мной сделал… Только теперь я захотела жить.

Но он не убил меня. Он не угрожал мне ножом. Вместо этого он сунул его себе за пояс и ушёл. Я рванула к двери, как только поняла, что он сделал.

— Нет! Гейб!

Он собирался кого-то убить — в этом я была уверена.

Я тарабанила по дверной раме, вопя во все лёгкие:

— Нет! Не делай этого!

Он слышал меня, и я это знала. Его шаги отступали дальше от двери, дальше по коридору. Я прижалась ухом к двери и услышала, как он начал спускаться по лестнице.

— Гейб!

Если он убьёт кого-нибудь из-за того, что я…

— Нет, — прошептала я.

Глупо было с моей стороны издеваться над ним. Глупо было искушать его убийством. И если он убьёт не меня, то кого-то другого.

— Гейб…

Его имя застряло в горле.

Сейчас он был всем моим миром. Для него же я была всего лишь игрушкой, с которой он развлекался. Он никогда не любил меня. Я даже не знала, был ли он способен любить. Но эмоции внутри меня всё раздувались и раздувались, и я не знала, как от них избавиться.

Как я могла любить кого-то вроде него? Что за ужасным человеком нужно быть, чтобы полюбить серийного убийцу?

Он был ангелом смерти, но именно он вернул меня к жизни. Он пролил свет на то, что имело значение. Только потеряв всё, я поняла, что на самом деле имело значение в жизни. И что же это было для меня?

«Он, — шепнул тихий голосок. — Только он».

Габриель хорошо играл в игры. Сделка за сделкой я по разбитому кусочку дарила ему себя. И он принял каждый, обратно собрав их всех воедино. Он показал мне ту сторону жизни, которую я никогда не видела.

Было ли это игрой? Я не знала. Мне было наплевать. Всё, что волновало оставшуюся часть мира, забылось. Мне не нужно быть красивой или хорошо одеваться. Мне не нужно худеть или ходить на вечеринки. Не нужно заводить себе друзей одного за другим до тех пор, пока моя популярность не возрастёт до небес. Я была здесь, обнажённая и одинокая, и мой разум был яснее, чем когда-либо раньше.

Всё, что мне было необходимо — я сама.

— Хорошо, — пробормотала я. — Потому что всё, что у тебя сейчас есть, — это ты сама, идиотка.

Я оставила дверь в покое и, подтянув колени к груди, свернулась калачиком на кровати. Не могла думать об этом. Не думать об этом. Не думать о нём, как он, возможно, ворвался куда-нибудь прямо сейчас, вернувшись, чтобы расправиться с ними…

Нет. Хватит.