Его не звали, но он приперся

- Чушь! Глупый, маленький Сигизмунд! - Прерывает его слова все слабеющая кукла. - Всегда есть чудища, всегда были и вечно они будут. Они всегда рядом, рядом с нами. В темноте ночи и при свете дня, в тишине коридоров и в ночном лесу, они всегда рядом, Сигизмунд! Просто посмотри! Вот это - чудовища!

Снова перехватываю контроль над кошмаром, показывая ему то, что сам успел испытать, транслируя прямо в его суть испытываемые мною ощущения (пусть и ослабленные, дабы не убить сердечным приступом). Зеленая лавина орков, жаждущая убить и растоптать, подавляющая и безумная мощь Забирающего Кожу, вечные и извечно голодные Тени, несущие только холод и страх, неимоверная мерзость живущей в древнем водохранилище твари и мучительно-болезненная мертвая аура древнего Спектра. Все это сливается, впивается в его душу, заполняя ее таким количеством страха, что разум его зависает на тонком волоске, на самом краю хрупкой грани, за которой только безумие и небытие.

- Ты видишь их, Сигизмунд? - Едва слышно шепчет почти рассыпавшаяся кукла, из последних сил ограждая его от воющей темноты, почти потерявшей наложенный облик. - Видишь настоящих чудовищ?

С трудом разлепив пересохшие губы, едва живой от страха мальчишка только и смог прошептать, борясь с подступающим отчаянием и сумасшествием, сумел прошептать:

- Вижу. Я вижу их, тетушка Маклин.

Тварь из снов уже даже не пытается притворяться темнотой, став полностью видимой для моего взора. Бесформенная масса фиолетового и сиреневого тумана, могущая стать всем, чем только пожелает. Оно в ярости, ибо считает, что я только что забрал его добычу. Оно видит лишь мою куклу, не в силах найти меня самого, но очень того желая. Желая найти и наказать другого хищника, посмевшего раскрыть пасть на его добычу.

Пока что оно не в силах меня увидеть.

- Это и есть чудовища, что достойны твоего страха, Сигизмунд. - Рассыпаясь пеплом, шепчет исчезающий силуэт. - А там, за твоей спиной, всего лишь темнота и кошмары. Они не стоят твоего отчаяния. Они не стоят твоих слез. Они ничего больше не стоят.

- Тетушка Маклин...

- Меня уже нет, как нет и многих других. - От силуэта уже не осталось даже тени, только едва слышный шепот и просачивающийся сквозь пальцы пепел. - Встань, юный господин. Встань и больше никогда не бойся того, что страха твоего недостойно... Ведь мы все... всего лишь... осколки страшных снов...

Выдавив из кошмара остатки моей энергии, оно успокоилось, посчитав себя победителем. Я теперь снова простой наблюдатель, несмотря на то, что сил еще имею немало. По-прежнему хватит, чтобы победить тварь, но вот насчет убить уже не уверен. Оно все же оказалось сильнее, чем я предположил изначально. А еще я вдруг понял, что теперь оно не будет пить чужой страх потихоньку, предпочтя выпить всего мальчишку залпом, дабы с гарантией не позволить кому-то еще покуситься на свою добычу.

Сегодня, в этом нереальном осколке никогда не существовавшего места, где старая и опытная тварь питается чужими болью и печалями, кто-то обязательно умрет.

И на месте этой твари я не был бы так уверен в своем абсолютном превосходстве.

Сигизмунд встал и в одно выверенное бесконечными тренировками по этикету движение повернулся лицом к радостно ждущей его темноте, которая разве что только не облизывалась в предвкушении.

И в этот раз он не стал отворачиваться.

Темнота все еще была страшной, она все еще давила на мальчишку, все еще могла свести простого паренька со всего лишь девятым уровнем с ума, даже не потратив при этом особых усилий. Но теперь парень помнил о том, что такое настоящий страх, что такое настоящие чудовища. И больше ему не нужно было бояться темноты, ведь самые страшные чудовища обитали уже в нем самом.

- Больше нет. - Даже как-то равнодушно, словно собеседнику на светском рауте, ответил он на все тот же обвиняющий в трусости и ничтожности шепот, после чего сделал шаг вперед, не сводя глаз с самого сердца темноты.

Тварь, которая поняла, что вчерашняя жертва посмела больше не бояться, буквально рассвирепела, взбесилась от негодования, попытавшись одним волевым усилием выжечь разум и что-то куда более важное из наглого куска мяса, спокойно идущего ей на встречу.

Никакое обретенное равновесие не помогло бы мальчишке пережить этот удар - слишком уж несопоставимые масштабы у него и питающейся им сволочи. Но тут был еще и третий участник, которому надоело быть простым зрителем.

Вкладываю где-то треть от оставшегося резерва, или четверть от общего числа, буквально спаивая этот сон своей волей, после чего отдаю власть над ним в руки паренька. Но самое главное, я не позволяю твари отступить обратно, в то место, где оно и обитает тогда, когда не жрет мозги несчастным жителям реального мира.

Теперь все по-честному.

Теперь у вас один шанс на двоих.

Кто первый умер, тот и проиграл философский диспут!