Его невольница

С такой суммой на счету можно не думать о работе не только мне, но и Юльке, а отцу продать хозяйство. Заманчивая перспектива из деревенской недофермерши стать мажоркой. Но заманчивая лишь на первый взгляд. От безделья можно превратиться в ту самую мечтательную особу, что читает романы Эда. Они хороши, и я их очень люблю, но лишь как изюминку к обычной жизни, а не как главный наполнитель.

Так и сидела ошалевшая от миллиона перспектив, которые подарил мне Энвер, но отметала одну за другой: кругосветное путешествие всей семьей, покупку острова в Атлантическом океане, государственный переворот, киллер для российских консулов в Ризе… Среди прочих затесалась и мысль о благотворительности, но фантазия крутилась только вокруг детдомов и фондов помощи больным людям. Все не то. Может быть, центр реабилитации наркозависимым вроде того, в котором сейчас лечится Светлана? Ведь это ближе к грехам Энвера. Еще ближе — помощь проституткам, но я не представляла, что это может быть… пока взгляд не наткнулся на нагло припаркованную на газоне иномарку с яркой наклейкой на стекле «СтопХам».

— Стой! — крикнула неожиданно даже для себя и испугалась, когда Эд ударил по тормозам и чуть и не спровоцировал аварию.

Но он быстро сориентировался, а я заметалась на сиденье, оглядываясь, пока парень искал, куда припарковаться, и не задавал вопросов. Когда он нашел местечко, я выскользнула из машины и понеслась назад, туда, где стояла иномарка. Добежала и уставилась на наклейку. Отодрала ее и бросилась назад к Эду. Он молча взял яркий символ движения против хамства на дорогах и выразительно посмотрел на меня.

— Эд… мне нужно встретиться с Гориным. Срочно. — Уставилась в его глаза, уже абсолютно ярко представляя, куда я потрачу все эти бешеные деньги Энвера.

* * *

— Все это, конечно, интересно, и ты права в том, что есть у меня некий интерес в этом деле, о котором тебе не нужно знать, — согласился Яков Петрович, когда я доходчиво, хоть и сбивчиво, изложила ему свою идею. — И я даже могу понять тебя, но, во-первых — это сиюминутный порыв, тебе кажется, что все это будет легко и просто. А во-вторых — ты можешь представить, во что выльется одна такая спасательная операция?



— У меня есть деньги… — пыталась я выстоять под напором тяжелого взгляда криминального авторитета.

Он улыбнулся снисходительно:

— Деньги… Тут нужны не деньги, Валя, а… — он поднял указательный палец и изрек: — ДЕНЬГИ! У тебя их быть не может, даже продай ты все фермерское хозяйство отца… — Я округлила глаза — откуда столько глубоких знаний о моей семье? — Да-да, я не лезу в пекло просто так, сначала препарирую того, с кем или ради кого работаю.

— И? — вопросила и спохватилась, что столь глубокомысленные вопросы можно задавать подружке о новом ухажере, сидя за рюмкой кофе, а не человеку, от чьей воли зависит успех моей задумки. — Я стоила того, чтобы меня спасать?

— Сама по себе — нет. Этого стоит Эдуард, — спустил меня с небес на землю Горыныч. — Нет, я не говорю, что ты не стоишь уважения или хорошего отношения, но я не Робин Гуд.

— А по-моему, именно это вы мне и говорите. Мне назначали цену, когда возили к клиентам. Когда меня продавали, оценила в две чужие жизни. И теперь вы оцениваете меня. Знаете, а вы правы — я сама себе назначу цену. Глупо было приходить к вам, просто мне показалось, что вы еще не завершили свои дела, о которых мне знать не надо. Но я справлюсь без вас. Простите, что потратила ваше время.

Я встала, чтобы уйти, но телохранитель Горина надавил мне на плечо — видимо, я вела себя слишком вызывающе, но мне было плевать. Во всей истории со мной жаль только отца и Юльку, а все остальное — жалкое приложение к жизни, которой я больше не дорожила. А потому смотрела на мужчину в светлом сером костюме с вызовом.

— Я позвоню тебе сам через какое-то время. Будь готова предоставить мне дорожные карты и ответить на мои вопросы.

Трудно было поверить, но… он согласился! Конечно, я знала, что будет миллион вопросов, и еще не знала на них ответы, и Горин понимал это, но давал мне шанс убедить его.

— Спасибо, — кивнула сухо, скрывая ликование в глубине души. Я буду ждать звонка. До связи.

На этот раз телохранитель не удерживал меня в кресле. Когда я уже взялась за ручку кабинета Горина, он спросил:

— И как бы ты назвала это?

Я взглянула на наклейку, снятую с машины, которую комкала в руке все это время. Помолчала секунду и ответила:

— СтопРаб. Стоп рабству.

* * *

Эд протирал лобовое стекло своего джипа, когда я вышла от Горина. Стояла на пороге офисного здания в центре Москвы, а казалось, что на пороге новой жизни. И ничего в ней не было от той — прежней, которой жила до того, как чартер в преисподнюю расчертил небо инверсионным следом на «до» и «теперь». И я уже не была той Валентиной. Та сломалась, растворилась и канула в небытие. Эта проросла на пепелище и кровище, и ей был не страшен сам чёрт.