Его невольница

И только сейчас я поняла, почему все не так — мы изменились. Он не смотрел на меня с постоянно проскальзывающим во взгляде сожалением и виной, он пришел за тем, что принадлежит ему, и ни годы, ни расстояние, ни обстоятельства не могли ему помешать. Но и я больше не была той невольницей, пусть строптивой и отчаянной, но слабой, испуганной и себе никогда не принадлежавшей. Нас по-прежнему колбасило от близости друг друга, но эта химия не отражалась на всем остальном. Этот диссонанс между тем образом, что хранила и романтизировала память, и тем, кто стоял передо мной теперь, вибрировал, как натянутая струна. Увы, но даже Эд, описывавший в своих романах реалистичные истории, не мог бы предугадать такого. Даже внешность Энвера требовала привыкания, от того любимого мерзавца остались лишь глаза и голос. Даже походка его стала тверже и уверенней, он будто, наконец, обрел почву под ногами, а не ходил по шаткой досточке, как бычок из детского стишка… Хотя разве в этом есть причина сомневаться? Он, как и я, освободился и уже освоился с этим. Он теперь — настоящий потомок древнего рода, и его достоинство и сила теперь сочились отовсюду: от улыбки и ухмылки, из его напористости завоевателя и повелителя, от его расправленных плеч и поднятого подбородка, от каждого его движения и слова, от блеска в его невероятно глубоких глазах…

— Я не знаю тебя таким, Энвер…

— И ты больше не напуганная безысходностью девочка, — вернул мне сомнительный комплимент, — теперь ты подчиняешь себе обстоятельства и людей.

— Боишься быть подчиненным? — усмехнулась я.

— Боюсь, что разлюбила, — серьезно посмотрел на меня. — Я пойму это, хотя тело говорит обратное…

— Это всего лишь тело. Оно всегда отзывалось на тебя неадекватно, — возразила, сама не понимая, что несу.

— Наша общая беда, — согласился Энвер и задал вопрос, на который я не знала ответа: — Ты выйдешь завтра замуж?

Я промолчала.

Я не выйду завтра замуж, потому что теперь отчетливо понимаю — не смогу. Пусть Эд ненавидит меня, но хотя бы не будет каждый день смотреть в мои глаза, понимая, что призрак моего прошлого жив и владеет моими мыслями, желаниями, памятью.

Но Энверу об этом знать пока не нужно.

— Я все понимаю, — так же спокойно и серьезно продолжил Энвер, не требуя больше ответа, — мы можем разойтись по континентам, но это ничего между нами не изменит. Ты можешь всю жизнь притворяться хорошей женой, а можешь быть ею.

Я вздернула бровь и уставилась в его глаза.

— Это…

— Предложение.

— Вот так сразу?

— Я ждал почти два года.

— Кто мешал тебе сократить этот срок?

Она на пару секунд задумался и покачал головой:

— Ничего.

Ни-че-го.



Глава 20

Ничего… Это слово я изучила вдоль и поперек, пока мы ехали в подмосковный поселок в дом моего отца. Ничего — должно означать пустоту, но для меня это слово было переполнено смыслом. Оно стало отправной точкой, началом неизвестности, в которой мое уже обретенное «И» снова стало туманным.

С Эдом мне всегда было легко. Но, похоже, эта легкость пропала в тот момент, когда я увидела черноглазого незнакомца в маленьком зале любительского театра.

С Энвером мне всегда было сложно. И легче не стало.

Легкость в общении с Эдом, его замечательный характер и наши проверенные всем, чем можно и нельзя, отношения, компенсировали отсутствие любви к нему.

Но сердце рвалось к Энверу. Тело снова жило своей жизнью, вызывая недоумение разума — да что же ты творишь, ненормальное?! Но и душа — чего скрывать — ликовала: он жив! Он — мой. И это неизлечимо.

Было еще не поздно, когда мы приехали. Я позвонила отцу, и он удивил меня тем, что не удивился моему внезапному приезду в такое время. Это могло означать, что что-то случилось, но папа ни вопросом, ни интонацией не выдал своего волнения.

Все объяснилось, когда мы с Энвером вошли в дом.

— Я уж думал, не приедете, — бросил папа с улыбкой, придержав пса, чтобы не тронул Энвера.

— Вы что, уже знакомы? — с недоумением спросила, переводя взгляд с одного мужчины на другого.

Энвер обнял меня за плечи и повел в мою родную кухню. Но не это удивило, а Юлька, до сих пор не улегшаяся в постель и сбежавшая по лестнице с веселым топотом.

— Валя!.. — возбужденный крик прервался восхищенным: — Ва-ау-у! Вот это прики-и-д! Дядя Энвер, правда, моя сестра самая красивая девушка на свете?!

— Несомненно, — улыбнулся мерзавец, почти чисто сказав это на русском.

— И когда это ты успел тут всех очаровать?

— Я прилетел утром.

— Нечестно разговаривать по-турецки в обществе больше двух! — завопил тинэйджер.

— Я с тобой утром поговорю, предательница, — прошипела ей на ухо беззлобно и шлепнула по попе, — марш спать!

— Простите, но я вынуждена покинуть вас, — чопорно отвесила Юлька неуклюжий реверанс и увернулась от моего подзатыльника, с хохотом бросилась вверх по лестнице.

— Очаровательный ребенок! — засмеялся Энвер и сел за стол, как будто всю жизнь здесь прожил.

— Пап?.. — вопросила я.

Отец только развел руками:

— Ты много рассказывала об Энвере… — Я глубоко вздохнула и сдалась. — Я уже лягу, почитаю… — предупредил отец и оставил нас одних.

— Мне кажется, в твоей комнате уютнее…