Его повесили на площади Победы. Архивная драма

Для понимания их поведения, по мнению Браунинга, лучше всего подходит эксперимент Филиппа Зимбардо. Напомню: группу, состоящую из 24 молодых мужчин, поделили случайным образом на «заключенных» и «охранников». Безо всякого предупреждения «заключенные» были арестованы настоящими полицейскими, участвовавшими в этой стадии эксперимента, у них взяли отпечатки пальцев и привезли в условную тюрьму, «обвинив» в вооруженном ограблении. Однако эксперимент быстро вышел из-под контроля и, будучи рассчитанным на две недели, через шесть дней был прекращен. Что же случилось? Несколько охранников проявили себя как садисты, особенно ночью, когда им казалось, что видеокамеры выключены.

Треть выборки Зимбардо показала себя жестокими тюремщиками, средняя группа — «жесткими, но справедливыми»: они придерживались правил игры и не свирепствовали над «заключенными». И только два человека (20 %) оказались «хорошими тюремщиками», которые не наказывали «заключенных», а по возможности помогали им. Структура, сформировавшаяся в 101-м резервном батальоне, аналогична: ядро батальона — те, кто добровольно вызывался участвовать в «охоте на евреев», большинство полицейских исполняли приказы, но не искали возможности убивать, и только маленькая группа отказалась от участия в расстрелах.

Поведение целого батальона… Если почти 500 обычных горожан враз смогли стать убийцами, то для какой группы людей можно исключить такую возможность? Любой коллектив оказывает давление на поведение входящего в него индивида — везде люди стремятся сделать карьеру, в любом обществе есть шовинистические настроения…

Ну хорошо, поначалу они не могли знать, что наказание за отказ выполнять жуткие задания не будет суровым. И тот, кто следовал приказу убивать женщин, детей и стариков, пребывал в полной уверенности, что у него нет выбора. Ну а потом, когда выяснилось, что отказ ненаказуем? А потом появилась… привычка. Обычные убийцы признавались, что вначале испытывали сильный физический и эмоциональный стресс, но с каждым следующим убийством напряжение отпускало, а жертвы перестали казаться людьми и стали восприниматься какой-то однородной массой.

«…У меня нет склонности убивать беззащитных людей, пусть даже и евреев», — писал в своем дневнике австриец из айнзатцкоманды, а до того гестаповец из Вены Феликс Ландау. В дневнике он постоянно обращается к возлюбленной. Описывает очередной расстрел — и без перехода: «А пока спокойной ночи, зайка моя». Запись от 12 июля 1941 года: «Удивительно, но меня это совершенно перестало трогать. Я не чувствую жалости, вообще ничего не чувствую».

Психология зла — 9

— «Укладка сардин» — это очень рационально. Как насильнику удается купировать эмоции, совершая зло?

— С точки зрения жертвы чудовищность преступления является центральной проблемой — поскольку собственное страдание невозможно игнорировать. Но для насильника жертвы — не люди, они для него ничто. Особенно в случае так называемого «культурного насилия». Это когда благодаря идеологии прямое и структурное насилие начинает восприниматься как справедливое или по крайней мере не дурное дело. Ведь насилие в ряде случаев легитимируется — например, если убивать ради себя — преступление, то убивать во имя страны или нации — геройство. Преступник почти всегда в момент совершения преступления считает свои действия справедливыми. То, что у нормального человека вызывает ужас и отторжение, у этих — холодная констатация. Насильники не переносят на себя боль жертв.

— Как такое вообще возможно — убивать беззащитных?

— Это результат идеологической манипуляции сознанием: какая-то группа людей объявляется виновной в каком-то запредельном зле, поэтому любое насилие над ними выглядит справедливой расплатой за все плохое, что они сделали.

Глава 9 От Бердичева до Бабьего Яра

«Еврейская столица» — так антисемиты называли Бердичев. До войны там жили 30 тысяч евреев — половина всего населения города. Треть из них успела эвакуироваться до оккупации. Остальных загнали в гетто.

Еккельн приехал в Бердичев, свою временную резиденцию, 26 августа. Спустя четыре дня по его приказу из гетто вывели 3 тысячи человек. Молодых, полных сил. Они прошли по пыльному городу, беспечные, уверенные, что идут на работу. Горожане, провожая их взглядами, тоже не подозревали, что происходит.