Его Снежинка, пятая справа

Его слова заставили моё сердце биться чаще, будто я стою на пороге экзаменационного класса и слышу, как говорят шёпотом в комиссии «Берсенева пять? Послушайте, а точно пять? Думаете, пять?» Я кивнула ему и пошла дальше. Интересно, пройдёт ли когда-нибудь этот трепет вечной студентки?

Мне бы хотелось узнать, что скажет Дорохов после выступления. Но злой гений просто скрылся в дверях бухгалтерии, как тень отца Гамлета, увидев меня с одной стороны коридора и моего папу — с другой.

«Что ж, вполне разумное решение», — подумала я, тем более, что папа выкрикнул моё имя таким тоном, словно расправа была неминуема.

Я знаю, Дорохов не боится ни скандалов, ни немых вопросов в глазах дебютанток. Говорят, что в бытность корифеем, он специально доводил гримёрш до слёз, чтобы набрать энергии на выступление. И всё-таки я удивилась, почувствовав непоследовательность в его действиях. Вчера его взгляд был иным. Возможно, он хочет меня тоже довести до крайнего волнения?

Узнать мне это не удалось.

Папа, конечно же, увёл меня из театра, хотя я и сама собиралась домой. Мы вышли из стеклянных дверей вечно праздничного холла и зашагали вдоль по центральной улице, сейчас серой, ветреной, а летом уютной, застроенной старинными особняками, «доходными домами» с массой кафешек и магазинчиков на первых этажах. Прохожие жались от морозца и ветра, машины мчались, по-ростовски специфически грязные, вне зависимости от шикарности марки. Мне кажется, на юге грязь особенная, не в пример питерской, она липнет ко всему, не приценяясь.

Забыв о приличиях и такси, папа распекал меня прямо на улице, как первоклассницу, взявшую у чужого дяди конфетку, и вообще вёл себя так, будто я не жила самостоятельно с десяти лет. Но потом вдруг нервно сказал:

— Я твой дурацкий Тирамису ни в одном магазине возле дома не обнаружил. Вообще ужасный там район, дебри какие-то! Вот, смотри, кондитерская приличная на вид. Может, там есть?

Я улыбнулась папе и прижалась к нему.

— Ты такой у меня хороший! Знаешь, от капуччино не откажусь, а вот с тортиками покончено, мне надо быть в форме! Думаю, у меня будет новая роль, папочка! Показ был очень удачным!

— Ох, Женёк, — вздохнул папа. — А ведь в сериалах никогда такая беспечность не проходит безнаказанной!

— Папуля, я запрещу маме показывать тебе сериалы! — весело заметила я.

— А я их на работе смотрю, — как ни в чём не бывало ответил папа и элегантно распахнул передо мной дверь в кофейню-кондитерскую.

Капуччино в большой кружке и чай с плавающим в стеклянном чайничке цветком, слово за слово, и папа, похоже, вспомнил, что со мной лучше всего управляться лаской. Он рассказывал про дом, про Питер, жевал салат с креветками и заглядывал мне в глаза с трогательной надеждой, что я соглашусь уехать. Даже показал мне в смартфоне, что есть авиабилеты со скидкой прямо сегодня: «Ты ведь можешь махнуть домой после всего, что произошло, и директор обещал тебе отпуск…»

Видимо, папа надеялся на чудо и поддержку со стороны мамы. Она у нас тяжёлая артиллерия по воспитательной части, если не занята на работе или дома переживаниями. Смешной, он и балетом не позволял мне заниматься. И что мы имеем? Два шага от роли! Даже не два, а шажок…

Я улыбалась. Время текло, папе явно не хотелось ехать в квартиру к Валентине Павловне. Мне, если честно, тоже. Тот дом, дорогу и пруд в камышах желания видеть не было.

Но я расслабилась, мне наконец-то было хорошо. И если бы в кофейню сейчас зашёл Серёжа, я была бы совершенно счастлива.

За разговором я призналась, что теперь у меня нет телефона, и папа затащил меня в магазин.

— Раз уж на выкуп за дочку тратиться не пришлось, спущу все деньги на Айфон, — пошутил он.

— Бриллиантами я тоже беру, — хмыкнула я.

Мы прошли по рядам магазина, выискивая стенд со смартфонами. И вдруг на большом экране телевизора в глубине зала я увидела Дорохова, он давал интервью с моим фото на фоне. Надо же, журналистам всё неймётся? Я потянула папу к экрану, чувствуя ворох колючих льдинок за пазухой.

— Включите звук, пожалуйста! — попросила я продавца.

Он включил, и мне стало нехорошо.

«— Признаюсь честно, — удручённо говорил Дорохов, — я не ожидал подобного от артистки нашего театра. У меня не возникло даже подозрения, однако факты остаются фактами. Балерина из нашей труппы Евгения Берсенева инсценировала собственное похищение».

— Что?! — расширила я глаза и вцепилась в папин рукав. — Что он такое говорит?!

Продавец косился то на меня, то на экран, на котором злой гений продолжал, не краснея: