— Готова предать родную стаю… Свою кровь? — спросил Ренато в ответ, сверля ее цепким взгядом своих льдистых глаз. — От нашего клана остались только мы двое!
— Готова. Но только, если ты готов предать меня! — зло выплюнула Эспер. — Ты не имеешь никакого права решать, кого мне любить!
— Я твой отец!
— А ты сам не предатель? Ведь твоя ненаглядная Джессика — вампир! Или ты забыл?
— Не забыл! Но Хотман старше тебя лет на…
— Вот не надо! — перебила его Эспер, взмахнув руками. — Лицемерный аргумент для семидесятилетнего оборотня, не считаешь? Сколько тебе было, когда ты встретил маму? Пятьдесят? А ей было двадцать. Даже чуть меньше, чем мне.
— Как ты можешь такое сравнивать? — вспылил Ренато. — Хотман не оборотень! А еще он ненавидит нашу семью! Наш клан! — зарычал Нэро, громко хлопнув ладонью по стене, отчего по штукатурке пошли трещины.
— Николас имеет на то все основания, не правда ли? — прищурилась Эспер, скрестив руки на груди. — Ты лично постарался, чтобы он тебя ненавидел, папа! Ты ведь убил его отца. Часть семьи… Разорвал на части.
— Я оборотень, Эспер! А этот дурак зачем-то шатался по нашему лесу в полнолуние.
— Замечательное оправдание собственной любви к жестокости.
— Мы уезжаем. Сейчас! — заорал Ренато, схватив ее за предплечье.
— Я сама хочу уехать, а не потому, что ты так решил! — ответила Эспер и, выдернув руку, магией захлопнула перед ним дверь, не дав уйти, чтобы расставить, наконец, все точки на «и»: — Я прожила без тебя пять лет! А в клане ты появлялся не слишком-то часто. Да у меня каждое наше совместное воспоминание — на вес золота! Поэтому, если ты думаешь, папа, что вправе мне указывать, как поступать, то глубоко ошибаешься. И ты никак не изменишь мое отношение, особенно убивая тех, кто мне дорог. Так ты лишь потеряешь последний шанс все исправить!
Ренато молча сверлил ее взглядом, а затем плюхнулся в кресло, закрыв глаза ладонями.
— Не рассчитывай… Леопард не меняет своих пятен, — мрачно сказал он полминуты спустя.
— Ровно также, как и его котята, — ответила Эспер, и плотно сжала губы. Она была намерена стоять на своем до конца. Ренато тяжело вздохнул, изо всех сил сжав подлокотники пальцами, а затем прикрыл глаза и резко улыбнулся.
— Я услышал тебя, Эспер, — на выдохе сообщил он, поднимаясь с кресла, а затем, будто вовсе ничего не произошло, дружелюбно добавил: — Пойдем, хвостик… Иначе опоздаем на рейс.
«Значит, пока они будут в Европе, Ник в безопасности», — Эспер облегченно выдохнула. Сейчас ей совершенно не хотелось усложнять заведомо неразрешимый ребус. Когда-нибудь она найдет в себе силы… Но не сегодня… не сейчас.
Глава 19. Перебор
Два дня назад
Два часа ночи. Ник собирал в кабинете вещи. Скорее, пытался. Все бездумно ходил из угла в угол, садился в кресло и вновь вставал, чувствуя себя, как побитый пес, которого выкинули зимой на улицу, а он все не может найти себе удобное место, где его израненное тело согреется и не будет больше болеть.
Когда Ник вернулся с кладбища, то остро ощутил, что проблемы никуда не исчезли, а только усугубились, и он почти против воли заставил себя их решать, понимая, что особого выбора нет, а отказ и смерть — лишь слабость.
Николас Хотман никогда не считал себя слабаком. Поэтому он принял вынужденное решение, — продолжать жить оборотнем. Смириться с проклятием луны и попытаться никого не убить.
Чувства, мысли, ощущения — все обострилось до предела, и теперь он сам себя не узнавал. Знакомые места, предметы и люди казались настолько чужими, настолько не родными, что Ник почти терялся в новой для него реальности. Звуки, запахи и краски окружающего мира предельно исказились, будто какой-то жестокий человек нажал на все кнопки, а затем провернул регуляторы насыщенности на максимум.
Перебор.
Гадкое чувство, словно его дух заперт и метается в чужом теле, но нужно как-то привыкнуть, смириться и жить дальше… Тем более, что ему так повезло: Колин остался жив, сгорел дотла, но восстал из пепла. Несуразица абсурда! Но в ней Ник решил видеть только хороший знак.
Он чувствовал, что обязан себе, дочери, Эспер и всем остальным… обязан обрести мир, почувствовать спокойствие, но для этого требовалось время. Сейчас его глаза загорались проклятыми желтыми огоньками, стоило только о чем-либо подумать, вспомнить, почувствовать. Неистребимое чувство голода прочно засело в подкорке, то и дело управляя его мыслями. Ему нужно было ненадолго уйти, остаться наедине, отдышаться подальше от людей, чтобы выгнать зверя и вновь найти человека в себе и двигаться, наконец, вперед.
В довесок к прочей нервотрепке, после обращения в оборотня мысли Ника чаще, чем обычно, возвращались к Эспер. Теперь он ощущал, что прочно связан с ней. Ведь именно ее капли крови текли по его венам и питали бешено стучащее сердце.
«Гипертрофированная преданность, навязанная древней магией», — предположил он, хотя сам не мог до конца понять, что конкретно он чувствует.